Елена Анопова - Блудная дочь возвращается

Характерно, что основными противниками моих эзотерических занятий стали самые близкие мне люди: родители, Женька и прежде всего Гантман. Он почувствовал прямую угрозу нашему семейному благополучию, моё явное отдаление от него, мой постепенный уход. Моё увлечение становилось для него врагом, который хуже любовников, подруг и т.п. Хотя раньше Юрка сам меня знакомил с некоторыми представителями нетрадиционных наук. Например, однажды в Доме кино мы столкнулись с гипнотизёром Райковым, которого Юра откуда-то знал раньше. Ему даже польстило сделанное мне предложение Райкова стать его ассистентом. Он вроде бы разглядел во мне какие-то необычные способности. Но гипнотизёр вызвал во мне отвращение своим сходством с жабой, и я отказалась - чары гипноза на меня не подействовали. Ходили мы с Гантманом и к его знакомому оператору-документалисту слушать лекции об НЛО, что было очень интересно. Но увлечения «тарелками» не последовало - всё осталось на уровне любопытства. Тем более что в теорию инопланетян Ажажи мне не особенно верилось. Дома у Юры, как и многих интеллигентов, интерьер украшали маленькие скульптуры ангельских головок, найденные во время киноэкспедиций, и было несколько книг по иконописи. Я тоже дополнила эту коллекцию «уведёнными» с «Мосфильма» накидками с золотым шитьём, крестами, в том числе бутафорскими, и сиротливо висящими на стенке резными лампадами. Модных в то время икон, служивших скорее некоторым выражением акта протеста против всяческих запретов, чем символом веры, у нас не было.

Даже Библии в нашем доме не было, хотя некоторые москвичи имели ещё старые издания. Первая Библия ко мне «пришла» опять же через Нину Леонидовну. Она позвонила мне, сообщив, что кто-то из её знакомых продаёт привезенный из-за границы экземпляр, причём очень дёшево - 50 рублей (для сравнения, купленное у неё же золотое кольцо с бериллом стоило 150 рублей, а моя месячная зарплата равнялась 130 рублям). Золото было большим дефицитом, а в то кольцо, которое я приобрела у Нины, был ещё и вправлен восьмигранный берилл - символ мудрости и высшего знания. Это кольцо я посчитала преддверием поджидающих меня открытий, магическим атрибутом, которым, повинуясь неведомому порыву, снабдила меня Нина. А уж Библия - это дело святое, хотя бы и украденная из гостиничного номера (в Европе было принято держать в номерах для нужд постояльцев Библию или Новый Завет). Библия была ещё большим «дефицитом», так как в Советском Союзе не издавалась, как и вся подобная ей религиозная, а тем более оккультная литература.

Этой Библией я пользуюсь и сейчас. А тогда, взяв в руки ещё чуть-чуть пахнущую типографской краской, в чёрном мягком переплёте с красным обрезом книгу, я почувствовала нежность, смешанную с узнаванием чего-то родного, близкого и главное - живого.

Читала я её отрывками, с того места, где откроется, мало что понимая, но впитывала в себя то, что позднее назову «энергией». Особенно меня поразил тогда тот факт, что многое, считавшееся народной житейской мудростью и выразившееся в пословицах, на самом деле взято из Библии и в некоторых случаях слегка перефразировано. Я подумала о том, что многие из хранящих в своём доме Библию на самом деле только пыль с неё смахивали. Так в моих глазах слетал ореол с некоторых представителей интеллигенции, ранее именовавшихся высоко духовными личностями. Ореол святости они сбросили ещё раньше. Так начинали рушиться в моих глазах замки из песка, подпитывающие людские авторитеты и, как правило, построенные ими самими. Боги стали «гибнуть» позднее.

Я и сама хранила некоторые предметы не очень отдалённой «старины», но это доставляло мне не только эстетическое удовольствие, но и, по моему мнению, привносило какую-то загадку и особый дух преемственности поколений в моё жилище. Из экспедиций я привозила не только камни, но и предметы с налётом старины. Например, после возвращения с Кавказа моя коллекция пополнилась старыми подковами, коваными ножами для срезания сот и необычными окаменелостями. А кавказский пояс, украшенный медными гвоздиками, я с гордостью носила на своей талии. Всё это куда-то пропало во время многочисленных переездов с квартиры на квартиру. Однажды чемоданчик с раритетами просто был брошен в одной из старых квартир из-за моего временно-возникшего под влиянием новых взглядов. Я решила, что всякий хлам воспоминаний, утяжеляя мою ауру, тянет назад, мешает продвижению моего духа, и надо расставаться со всем отжившим без сожаления. Тогда я ещё не понимала, что если мне что-то может помешать, значит, это мой дух слаб: он не может противостоять негативным влияниям, и это моя беда и вина, а не того, что мне якобы мешает. Всё лишнее должно отпасть само, незаметно, без усилий, и ничего нельзя «отрывать от сердца» намеренно. Мы не знаем до поры, что на самом деле лишнее и с какими привязанностями нам следует расстаться в первую очередь, что находится на поверхности, а что - в глубине. Не следует вырывать то, что стало тобой, - это приносит боль, с которой предстоит совладать, тратя на это силы и внимание. Это близко к технике «послушания», когда вся внутренняя энергия направлена на глубинный «грех», удалить который невозможно, пока не отпадёт наружная короста. И углубившись в себя, нацелив всю свою силу и суть на это маленькое зернышко, не видишь ничего вокруг. К чему приводят копания в себе - к депрессии и одновременно к самоуничтожению. Подозреваю, что такое «послушничество» инспирировано эгрегором ради того, чтобы не дать человеку, погружённому в себя, возможности объективно анализировать окружающую действительность.

Наши родители принадлежали к поколению воинствующих атеистов. Мы же, воспитанные в послевоенное время, могли причислить себя к атеистам пассивным. Религия была для нас элементом культуры, с которой мы поддерживали ни к чему не обязывающие связи: музеи, памятники старины… В детстве, гуляя с подругами, мы иногда из любопытства заглядывали в церковь, но только мимоходом. Ставили свечи и даже обращались с просьбами к ликам святых, но во всём этом преобладал элемент игры.

Учась в художественной школе, а потом в училище, я, естественно, соприкасалась с религиозными культами, но интересовали они меня тоже с точки зрения визуальной, художественно-исторической ценности.

Например, мы никогда не проходили мимо церкви в Сокольниках. Роспись на её стенах производила на меня сильное впечатление, но не религиозное, а скорее эмоциональное, воздействуя своей энергетикой, хотя я тогда подобными понятиями не оперировала. Мне казалось, что все образы этой церкви созданы Врубелем - лики с огромными тёмными глазами были подобны лицам с полотен этого художника. Так ли это на самом деле -до сих пор мне неизвестно.