Елена Анопова - Блудная дочь возвращается

Мы с Ленкой сразу же отправились искать себе пристанище. Заходили в самые непрезентабельные домишки, просясь к бабкам на постой. Оказалось это не таким лёгким делом: то не было лишних койкомест, то хозяева шарахались от одного упоминания слова «кино». Городок жил патриархальной заторможенной жизнью, отстававшей от цивилизации эдак лет на сорок, застряв где-то между коллективизацией и послевоенной разрухой. В центре Вереи красовался полуразрушенный храм, служивший аборигенам отхожим местом. Рядом притулилось ветхое строение с новым глухим забором, оказавшееся лечебницей для душевнобольных. Насельницы этого богоугодного учреждения бродили по городу с огромными тюками - относили куда-то пряжу, а обратно тащили готовые бобины с нитками. Путь их пролегал между школой, в которой была наша база, и баней - ещё одной непременной достопримечательностью маленьких городков. При встрече с нами «дурочки» мило улыбались и раскланивались - пожалуй только они принимали нас в этом городе без настороженности и неприязни, как говорила Ленка Буробина, «за своих».

Конечно, местных жителей можно было понять. Шумная толпа москвичей; их гудящие и изрыгающие вонь машины, всякие там тонвагены и камервагены; топот сотен конских копыт; солдаты на БТРах; девицы с сигаретами в зубах и в ярких полупрозрачных сарафанах - всё это нарушало устойчивую дремоту полупьяной, полузабытой временем Вереи.

В конце концов нам удалось поселиться в уютном белом доме только благодаря феноменальной жадности его хозяйки. Прибыток был основной целью её существования. Даже скотина у неё рожала не по одному телёнку или жеребёнку, а по два, а куры несли яйца с двойными желтками. В доме она оборудовала лишнюю комнатку с земляным полом и занавеской вместо двери на случай, если вдруг в Верею случайным ветром занесёт каких-нибудь сумасбродных отдыхающих. К этому-то дому нас и направили сердобольные старушки с соседней улицы.

Мы с Ленкой без разговоров согласились на все условия, которые выставила нам хозяйка. Даже на то, что ворота своего железного забора она запирает в десять часов вечера. «А куда нам ходить в этой дыре?» - рассудили мы. Тогда мы не предполагали, что наши «творюги» будут регулярно вытаскивать нас на свои мероприятия: купания в озере, вечеринки в доме отдыха по поводу и без оного.

В дальнейшем нам не раз приходилось перелезать через металлические прутья этого злосчастного забора, возвращаясь после гулянок восвояси. Причём у Ленки появилась примета: если мы днём закупили яйца - ночью придётся перелезать через забор. Дело в том, что первая наша ночная эскапада закончилась тем, что, сидя на заборе в момент перекидывания одной ноги на внутреннюю сторону, я зацепилась подолом за проволоку и, пытаясь высвободиться, выронила пакет с яйцами, купленными днём на рынке и бережно охраняемыми весь день. Ленка, со свойственным ей юмором, прокомментировала это событие как наказание за ночные прогулки и вывела аксиому: «яйца - к гулянке», что потом неоднократно подтверждалось на практике.

Актёрский состав на «Первой Конной» был в основном мужской, причём снимались и профессиональные артисты, такие как Жариков, Мартынов, Спиридонов и Хмельницкий, и друзья Любомудрова. Все они жили в доме отдыха: и те, кто останавливался там на время съёмок, и те, кто находились там постоянно. Поэтому возможность расслабиться за водочкой они не пропускали. Наверное, сам дух Вереи предрасполагал к этому. Водку в этом городе можно было приобрести всегда и везде. Мы заметили, что к вечеру ни один из многочисленных кюветов и канав вдоль улиц, заросших густой травой и метёлками полыни, не пустовал, служа одновременно и постелью и вытрезвителем для подгулявших местных жителей. А утром не раз приходилось быть свидетелем того, как наши бравые «ворошиловы» и «будённые» с трудом взбирались в седло или же вообще кулём скатывались с лошади.

Провожая меня в Верею, Дроздов строго напутствовал: «Никакого секса. Чтоб даже им не пахло! Я приеду проверю. Имей в виду, я сразу почувствую, витают ли там сакральные энергии». Не скажу, чтоб Андрей был ханжой. Просто он таким способом старался заставить меня не испускать женственные флюиды, притягивающие к себе мужиков. Но это не зависело от меня, я ещё не имела власти над энергиями и испускала оные независимо от своего желания. Кроме того, в подругах у меня была Ленка Буробина - молодая, черноокая и явно сексапильная дивчина, на которую тут же положил глаз наш режиссёр. Я тоже оказалась предметом вожделения нескольких мужчин, один из которых, популярный актёр приятной наружности, проявлял особую настойчивость. Таким образом, мы были окружены вниманием, и нам приходилось отбиваться от частых приглашений в дом отдыха. Правда, несколько мероприятий мы всё-таки почтили своим присутствием, позволив себе немного пококетничать и пофлиртовать разнообразия ради.

Обычно мы вечера предпочитали проводить вдвоём. Намаявшись и наобщавшись за день, мы с удовольствием вели тихие разговоры, сидя друг напротив друга на своих железных койках, прижавшись голыми стопами к прохладной земле утоптанного пола. Однажды, когда мы так сидели, попивая кофе, занавеска на дверном проёме всколыхнулась, и между нами, чуть ли не наступая нам на ноги, прошествовал здоровенный ёж. Он деловито обшарил комнату своим подвижным носиком и устроился под столом. Так и гостил у нас несколько дней, а потом отправился дальше по своим делам.

Нам нравилось такое незамысловатое житьё. В выходные, которые случались, как правило, неожиданно, по техническим причинам или из-за отсутствия актёра, мы гуляли по Верее, на окрестных полях и в лесочке. Многих местных жителей через некоторое время мы уже знали в лицо, как и распорядок их жизни. По утрам нам обычно встречался местный батюшка - высокий красавец, всегда окружённый шумной толпой тёток, мало похожих на прихожанок. Казалось, они гурьбой только что вывалились из какой-то пивнушки и продолжают своё мероприятие на церковном пороге. Весь этот гомон смешивался с мычанием коров и блеянием овец, никогда не менявшим свой утренний маршрут мимо церкви и нашего дома.

Поздно вечером, если «творюги» не соблазняли нас на очередную пьянку, мы шли на окраину города к болоту - слушать лягушек. Никогда не предполагала, что эти противные на вид земноводные в пылу любовной страсти так красиво поют, выводя чуть ли не соловьиные рулады.

С Ленкой мы очень сдружились. Не знаю, как она, но я не чувствовала нашей разницы в возрасте - а ведь мне было уже 35, а ей всего 25 лет! Как-то после моего очередного рассказа о приключениях юности она сказала: «Знаешь, мне кажется, я какая-то часть твоей Ольги!» Она имела в виду мою умершую подругу, которую я часто упоминала. Я была тронута до слёз.