Елена Анопова - Блудная дочь возвращается

Бумаги вернулись ко мне - больше никто не выражал желания превратить обрывочные записи в целостное литературное произведение. Тогда у меня и в мыслях не было, что всем этим предстоит заняться мне. Только записи мне не понадобятся. Аккуратно сложенные в папочку, они отправились на хранение к Ирине, которая, как архивариус, собирала всё: «У тебя они наверняка затеряются! А у меня будут в целости и сохранности», - аргументировала она. Итак, за окном еще не занялась заря, а перо, вернее, шариковая ручка призвала меня. Если бы это было перо, да ещё такое, которое надо макать в чернильницу, я вряд ли подвиглась бы на написание хоть одной книги. Даже если бы вся Иерархия во главе с Гермесом стояли за моей спиной. Ну, может быть, стишки бы ещё писала, и то карандашом. Поэтому, когда мне «Екатерина II», она же врач - уролог Татьяна, сообщила, что в прежней своей инкарнации я была Софьей Андреевной, женой Толстого, я очень засомневалась. Мало того, что Софья Толстая нарожала дюжину детей на одном диване, но ещё и постоянно переписывала труды своего супруга. Я на такие подвиги, пожалуй, неспособна. Вряд ли сама суть человека настолько может меняться от жизни к жизни. И даже если бы я сама увидела себя в прежней инкарнации чуждой по духу той, какая я есть теперь, то решила бы, что это аберрация. Возможно, в вышеназванной Татьяне и было многое от Екатерины II, но тоже не все 100%. Скорее какие-то обрывки от эфирной оболочки государыни российской Татьяна и нацепила на себя, собираясь родиться, недаром же она так неравнодушна была к мужчинам. Да и в её статной фигуре и профиле есть некоторое сходство с царицей. Но во мне так мало от Софьи Андреевны, что и говорить не о чем. Будучи в Ясной Поляне, я заглядывала через окно (в дом не пускали), стараясь рассмотреть тот «знаменитый» кожаный диван, на котором родились все законные дети Льва Толстого. Зачем? Чтобы проверить свои ощущения. Но ничего не дрогнуло во мне ни потом, ни когда я видела по телевизору «своих» многочисленных внуков и правнуков.

Как-то я задала вопрос: а какая из моих прежних инкарнаций наиболее полно отражала мою функцию? Получила ответ: Аменхотеп IV. Вот как?! Этого египетского фараона я знала под именем, которое он взял себе сам, - Эхнатон. Интуиция подсказывала: да, это действительно я. Пусть с поправкой на ряд последующих изменений во времени, но этот образ знаком мне так же, как собственное отражение в зеркале. Я его чувствую - знаю и помню все метания и муки в теле Эхнатона. «Ох как трудно быть мужчиной, имея женскую природу! Даже тело твоё женоподобное: узкие плечи и широкий таз. Черты твоего лица недостаточно мужественны: мягкая линия губ не способствует власти. Зато твоя жена становится тебе более другом, чем любовницей, а к своему народу ты питаешь скорее материнские чувства, нежели пастырские (повелителя и судьи). Но пол был продиктован необходимостью, законами времени и задачи. Первая попытка создания целостной иерархии, соединяющей Небо и Землю, требовала единобожия. Неподготовленные души подданных обязывали к насильственному насаждению нового Учения. Атон (солнечный диск) был выбран им как форма Единого Божества исходя из религиозных стереотипов своего времени. Но Аменхотеп IV прекрасно представлял себе, что это только идол для непосвящённых. Он же обращался к своему Единому так: «Ты создал небосвод, чтобы восходить на него и смотреть на всё, что сам сотворил. Все смотрят на тебя, Солнышко дня! Ты живёшь в моём сердце. Никто не знает тебя так, как сын твой Эхнатон». Это отрывок из «Песни Солнцу», сложенный самим Аменхотепом IV во славу бога Атона и для привлечения космической энергии. Теперь мы называем такое славословие мантрой, так как оно хранит ключ к потоку знаний и каналу времени. Ради точности выполнения своей задачи Аменхотеп берёт новое имя - Эхнатон (угодный Атону, как его переводят сейчас). На самом деле ему приходится открыть миру своё тайное, астральное имя. Это заставляет людей чаще произносить звукосочетание «Атон», что гарантирует поток соответствующих энергий и рождение новых астральных клише, которые, как матрицы, в будущем создадут целый ряд источников Учений. На их ниве взойдёт целое поле религиозных сект и школ. Так дело Аменхотепа не пройдёт даром, не канет в лету. Оно возродится в единобожие Моисея и ляжет основой библейской легенды мироздания. Ничего не пропадёт втуне. И даже память об Эхнатоне, который, огласив своё астральное имя, подставил себя под удар египетских магов - поклонников языческих религий, жрецов Амона, снова всплывёт на свет и явится обласканная Солнцем. И это произойдёт, несмотря на все потуги и труды по уничтожению свидетельства деятельности Эхнатона.

Возможно, это высокопарные слова, но здесь я воспринимаю личность Аменхотепа IV отстранённо, как повесть об ещё одном Служителе. И преклоняюсь перед его волей и отвагой.

И конечно, примеряю на себя: а могла бы я теперь выступить против стереотипов и жрецов «опиума для народа» с тем же напором и смелостью?

Дело в том, что Задача, которую выполнил Эхнатон, и та, что стоит передо мной и проводимым мной в жизнь Учением, - одна и та же. Не менее замечателен и тот факт, что Аменхотеп умер в 1347 г. до н. э., а я родилась в 1947 году.

Соответствие дат, так же, как и неожиданное получение ответов на некоторые вопросы, которое можно было бы списать на случайное совпадение, я научилась воспринимать как подсказку, подтверждение и поддержку. Например, то, что рукописи Кумранской общины, хранящие апокрифические тексты, которые я использую в своих книгах и на которые опираюсь, расшифровывая некоторые понятия Учения, были найдены на берегу Мёртвого моря именно весной 1947 года. Для меня это явилось подтверждением идейной и мистической связи двух Учений - ессеев и Третьего Луча.

И всё же наше «я» не в прошлом и уж конечно не в наших потомках, если, конечно, это не мы сами в новом исполнении.

Съёмки картины «Первая Конная» проходили в основном в экспедиции в городе Верее и её окрестностях. Базу - помещение для костюмерной, реквизиторской и гримёрной и другой киношной техники, как всегда, разместили в здании местной школы в самой Верее, где рядом со своими вещами поселились костюмер Ася и реквизитор. Так как гостиница в городке отсутствовала, то группу решили устроить в Подольске, который находился в полутора часах езды от Вереи.

Главные актёры и «творюги» - режиссёр, директор и оператор - должны были проживать на полпути между городами в недостроенном и пустовавшем доме отдыха. Оценили ситуацию, и у меня появилась идея, которую поддержала и Ленка Буробина. С тем я и обратилась к нашему директору: «А нельзя ли нам остановиться в Верее на частной квартире?» - спросила я, мотивируя наше желание тем, что на базу мы должны приходить заблаговременно, чтобы подготовить костюмы к съёмкам, а уходить позже всех. Актёров же привозили из Подольска скопом на одном автобусе со съёмочной группой - следовательно, нас пришлось бы везти на отдельной машине, что вызвало бы массу затруднений и лишние расходы. Директор картины с моими доводами согласился, и нам с Ленкой разрешили снять комнату и выделили на это «квартирные».