Габриэль Гарсиа Маркес - Тризна безумия [Сборник рассказов]

К возвращению родителей Нэны Даконте они овладели наукой любви до такой степени, что вся их жизнь свелась к одному и они были готовы заниматься любовью когда и где угодно, всякий раз открывая для себя нечто неизведанное. Поначалу они решили попрактиковаться в спортивных автомобилях, при помощи которых родитель Билли Санчеса тщился хоть отчасти загладить свою вину перед собственным сыном.

А когда автомобили наскучили и канули в прошлое, они навещали по ночам пустующие раздевалки Марбельи, где их свела судьба после долгой разлуки, и даже осмелились во время ноябрьского карнавала проникнуть, будучи облаченными в маскарадные костюмы, в номера «Гефсиманского Сада», квартала, где прежде обитали рабы, и воспользоваться услугами сводниц, которые лишь несколько недель тому назад пострадали от налета Билли Санчеса и его банды каденерос — парней с цепями. Нэна Даконте предавалась тайной любви с неистовством и самозабвением, как некогда игре на саксофоне, и таким образом укрощенный ею хулиган уразумел наконец, что именно имела в виду Нэна, когда говорила, что он должен будет доказать, что ничем не хуже негра. Билли Санчес отвечал Нэне полной взаимностью и был так же одержим и неистов. После брачной церемонии они отправились в свадебное путешествие и, улучив момент, покуда пролетавшие над Атлантическим океаном стюардессы мирно дремали, они с невероятным трудом втиснулись в туалет авиалайнера и в большей степени заходились от хохота, нежели от наслаждения. Тогда, сутки спустя после свадьбы, им обоим было уже известно, что Нэна Даконте два месяца как беременна.

Именно по этому по прибытии в Мадрид они хотя и не ощущали себя любовниками, страдающими от пресыщения, но запаслись достаточными резервами, дабы выказать целомудрие новобрачных. Родителями обоих все было заранее предусмотрено. Непосредственно перед выходом из самолета чиновник протокольного отдела Министерства иностранных дел взошел на борт и в салоне первого класса вручил Нэне Даконте белую норковую шубку с блестящими черными полосами — свадебный подарок ее родителей, Билли Санчес же получил барашковую куртку (в ту самую зиму это был последний «писк моды») наряду с ключами от автомобиля, на которых не была указана марка производителя — это был сюрприз, поджидавший его в аэропорту.

В зале для официальных лиц они встретились со специально прибывшей дипломатической миссией. Посол и его супруга являлись давнишними друзьями семей Билли и Нэны, а посол, в довершение всего, был доктором, принимавшим роды у матери Нэны Даконте. Он встретил девушку с букетом таких пламенеющих и свежих роз, что даже капельки росы выглядели на них ненастоящими. Немного смущающаяся своего раннего замужества, Нэна задорно расцеловалась с послом и его супругой и приняла розы. При этом она уколола свой пальчик шипом, однако тут же нашла очаровательный выход из положения:

— Я сделала это специально для того, чтобы вы, наконец, взглянули на мое кольцо, — сказала она.

И она угадала, поскольку все члены дипломатической миссии пришли в единодушный восторг от блестящего колечка, наверняка подумав про себя, что оно стоит сумасшедших денег, — причем даже не из-за бриллиантов, а вследствие того, что оно было старинной работы и в безукоризненном состоянии. И при этом совсем никто не заметил, что пальчик Нэны Даконте стал кровоточить. Теперь в центре внимания оказался новый автомобиль. Посол распорядился доставить машину в аэропорт и, шутки забавной ради, обернуть его целлофаном и прикрепить сверху огромный золотой бант. Только Билли Санчес его разочаровал, напрочь не сумев оценить его чувство юмора. Он прямо-таки вожделел увидеть свое новое авто, а потому одним рывком сорвал целлофановую обертку и... обомлел. Его взору предстала последняя модель «бентли» с поднимающимся верхом и сиденьями из натуральной кожи. Небо было подобно накидке пепельного оттенка, налетали порывы беспощадного ледяного ветра с Гуадаррамы, словом, стоять в такую погоду на улице было не слишком-то приятно, но Билли Санчес даже не чувствовал холода. Дипломатическая чета вынуждена была стоически пребывать на улице, поскольку Билли и в голову не могло придти, что люди мерзнут из одной только учтивости; он не успокоился до тех пор, пока не осмотрел всю машину вплоть до последнего винтика. Позднее, уже в автомобиле, посол специально сел рядом с ним, чтобы указывать путь к официальной городской резиденции, где был устроен торжественный обед. Его попытки обратить внимание Билли на наиболее значительные достопримечательности пропали втуне, так как Билли Санчес был, вне всякого сомнения, совершенно поглощен своим автомобилем.

Ему еще не доводилось выезжать за пределы страны. У себя дома Билли пришлось переменить целую массу школ, причем как частных, так и государственных, безуспешно стараясь пройти все один и тот же курс вплоть до окончательного вылета в свободный полет, в качестве всеми признанного изгоя. Поначалу самый вид города, столь разнящегося от того, где он вырос, все эти кварталы пепельно-серых домов, окна которых были ярко освещены, хотя был день, деревья без единого листочка, безнадежная удаленность от моря, — все это породило в нем ощущение собственной беззащитности, которое он изо всех сил стремился скрыть. Но немного позднее Билли бессознательно угодил в первую же западню, устроенную забвением. Неожиданно город захватила безмолвная метель, случившаяся в ту зиму впервые, и когда после обеда молодожены вышли из посольского дома, чтобы тотчас следовать дальше во Францию, они обнаружили, что город утопает в блестящем снегу. И тогда Билли Санчес позабыл про свою машину и прямо посреди улицы, на глазах у всех, рухнул на оснеженную землю; он испускал ликующие вопли и запускал пригоршни снега в небеса, подставляя свои волосы под снежную пыль.

А после метели наступил прозрачный полдень, молодожены выехали из Мадрида, и только тогда Нэна Даконте заметила и поняла, что ее палец так и не перестал кровоточить. Она очень удивилась, поскольку еще совсем недавно ей пришлось аккомпанировать на саксофоне супруге посла, обожавшей после официальных обедов отвести себе душу за исполнением оперных арий на итальянском языке, и безымянный палец ее практически не беспокоил. Позднее указывая мужу, как можно наикратчайшим путем достичь границы, она непроизвольно посасывала свой пальчик всякий раз, как он принимался кровоточить. Лишь когда они оказались в Пиренеях, она подумала, что неплохо бы найти аптеку. И тут ее сморил глубокий сон (последние дни ей и поспать-то как следует не удалось), а проснулась она от жуткого ощущения, что их автомобиль движется по воде, и довольно продолжительное время даже не вспоминала про свой палец, обмотанный платком.