Чимаманда Адичи - Лиловый цветок гибискуса

— Ифеома, если ты… — тихий голос мамы снова стал неразборчивым.

— А ты знаешь, почему Юджин не ладил с Ифедиорой? — вновь зазвучал жаркий и напористый шепот тетушки. — Потому что Ифедиора прямо в лицо говорил ему то, что думает. Он не боялся говорить правду. А ты сама знаешь, как Юджин борется против правды, которая его не устраивает. Наш отец умирает. Ты меня слышишь? Умирает. Он уже старик, сколько ему еще осталось, gbo ? Но Юджин по-прежнему не пускает его в дом, даже не навещает его. О joka! [67] Это очень плохо! ( игбо ). Юджину пора прекратить брать на себя работу Господа. Бог и сам прекрасно с ней справится. И если настолько неправильно, что наш отец следует традициям предков, то пусть Бог его и судит. Бог, а не Юджин.

Я услышала слово «итиппа» . Тетушка Ифеома громко рассмеялась, перед тем как ответить.

— Ты же знаешь, что наша родня, вся наша итиппа в Аббе скажет Юджину все, что будет угодно самому Юджину. Среди родни дураков нет: никто не станет кусать кормящую руку.

Я не слышала, как Амака вышла из комнаты Джаджа и подошла ко мне. Наверное, потому что коридор был очень широким. Она встала так близко, что, когда заговорила, ее дыхание коснулось шеи.

— Что ты делаешь?

Я подскочила на месте.

— Ничего.

Она странно на меня посмотрела и наконец произнесла:

— Твой отец поднялся к обеду.

Папа наблюдал, как мы рассаживались за столом, а когда все заняли места, начал читать молитву. Это отняло у него немного больше времени, чем обычно, более двадцати минут. И когда он наконец сказал: «Во имя Господа нашего, Иисуса Христа», тетушка Ифеома так сказала «Аминь», что ее голос зазвенел над всем столом.

— Ты специально дожидался, когда рис остынет, Юджин? — пробормотала она.

Папа продолжил разворачивать салфетку, словно ее и не слышал. Комнату наполнил стук ложек и вилок о тарелки. Несмотря на то что время чуть перевалило за полдень, Сиси опустила шторы и зажгла люстру. В желтом свете глаза Обиоры приобрели еще более глубокий золотистый оттенок, как у созревшего меда. Кондиционер работал, но мне было жарко.

Амака положила на свою тарелку почти все, что было на столе: рисовый джолоф, фуфу, два разных рагу, салат и сливки. Она сделала это как человек, у которого не скоро появится возможность хорошенько поесть.

— Вы всегда едите рис с ножом и вилкой? — спросила она, наблюдая за мной. Я кивнула, не отрывая глаз от рисового джолофа. Мне отчаянно хотелось, чтобы ее голос звучал хоть чуточку тише. Я не привыкла к таким разговорам за столом.

— Юджин, ты должен позволить детям погостить у нас в Нсукке, — сказала тетушка Ифеома. — Мы живем не в особняке, но они хотя бы получше узнают своих кузенов.

— Дети предпочитают оставаться в собственном доме, — ответил папа.

— Это потому, что они никогда не были в гостях. Уверена, им будет интересно посмотреть Нсукку. Джаджа и Камбили, правда?

Я пробормотала что-то своей тарелке, а потом притворилась, что у меня першит в горле.

— Если папа не будет против, — сказал Джаджа, и отец улыбнулся ему. Я пожалела, что слова принадлежали не мне.

— Может быть, на следующих каникулах, — твердо произнес папа. Он ожидал, что тетушка Ифеома примет его ответ и угомонится.

— Юджин, biko , позволь детям поехать и провести у нас неделю. У них нет занятий до конца января. Пусть твой водитель привезет их в Нсукку.

— Ngwanu [68] Ладно, давай ( игбо ). , посмотрим, — отец впервые заговорил на игбо и на мгновение нахмурился так, что его брови почти сошлись на переносице.

— Ифеома рассказывала, что там только что отменили забастовку, — сказала мама.

— Как дела в Нсукке? — спросил папа, снова переходя на английский. — Университет, похоже, доживает последние дни.

Глаза тетушки Ифеомы сузились:

— Ты не пробовал взять трубку телефона и позвонить мне, чтобы задать этот вопрос, а, Юджин? У тебя что, руки отсохнут, если ты в один прекрасный день возьмешь телефон и позвонишь сестре, gbo ? — ее слова на игбо звучали игриво, но тон заставил меня покрыться мурашками. В горле застрял комок.

— Я звонил тебе, Ифеома.

— И когда это было? Вот я спрашиваю тебя, как давно это было? — тетушка Ифеома отложила вилку. В течение долгого, напряженного момента она сидела совершенно неподвижно, так же, как папа, как и мы все. Наконец мама откашлялась и спросила папу, есть ли еще сок в стоящей рядом с ним бутылке.

— Да, — ответил папа. — Но распорядись, чтобы девушка принесла еще несколько бутылей.

Мама встала и пошла за Сиси. Высокие тонкие бутылки, которые принесла Сиси, выглядели так, словно в них налили какой-то благородный напиток. Формой они напоминали высокую стройную женщину. Папа налил всем сок и произнес тост:

— За дух Рождества и за славу Господню!

Мы хором повторили тост. Обиора произнес его с такой интонацией, будто задавал вопрос: «За славу Господню?»

— И за нас и дух семьи, — добавила тетушка Ифеома, перед тем как выпить.

— Это на вашем заводе сделано, дядя Юджин? — спросила Амака, прищуриваясь, чтобы прочитать надпись на этикетке.

— Да, — ответил папа.

— Вкус стал бы мягче, будь здесь поменьше сахара, — Амака говорила вежливо, как подобает общаться со старшими. Я никак не могла понять, то ли отец кивнул, то ли его голова качнулась, пока он жевал. У меня снова подкатил комок к горлу, мешая проглотить рис. Я потянулась за стаканом и опрокинула его, разлив сок цвета крови по белой кружевной скатерти. Мама торопливо накрыла пятно салфеткой. Когда она подняла покрасневший кусок ткани, я вспомнила ее кровь на ступенях.

— Вы слышали об Аокпе, дядя Юджин? — спросила Амака. — Это маленькая деревушка в Бену. Там появляется благословенная Дева.

Я поразилась тому, с какой легкостью Амака это делает: она открывает рот, и оттуда текут слова.

Некоторое время папа жевал молча, потом проглотил еду и только тогда ответил:

— Да, я об это слышал.

— Я собираюсь туда с детьми на паломничество, — оживилась тетя. — Может, Камбили и Джаджа присоединятся к нам?

Амака быстро подняла глаза, явно удивленная тем, что услышала. Она собиралась что-то сказать, но передумала.

— Ну, церковь еще не подтвердила подлинности этих явлений, — папа задумчиво рассматривал тарелку.

— Ты прекрасно знаешь, что нас уже не будет в живых, когда церковь наконец заговорит об Аокпе, — парировала тетушка Ифеома. — И даже если подлинность чудес не подтвердится, важнее всего причина, по которой мы туда поедем. А мы поедем, движимые верой.

Папа принял слова сестры с неожиданным удовольствием и медленно кивнул:

— Когда вы собираетесь ехать?

— В январе, до начала школьных занятий.

— Хорошо. Я позвоню тебе, когда мы вернемся в Энугу, и мы договоримся о приезде Джаджа и Камбили на день-два.