Вацлав Михальский - Мир тесен

Дорога круто взяла вверх, асфальт синел ровно и широко.

— Мы едем как раз по кромке будущего моря, — улыбнулся Сергей Алимович.

— Слыхал.

Сергей Алимович глянул в заднее окошко. Шофер перехватил его взгляд.

— Балконы везу для домов в постоянный посёлок.

— А мне надо вниз, — Сергей Алимович кивнул на зеленеющий посёлок гидростроителей, одновременно указывая глазами на старую грейдерную дорогу.

— На этом самом месте третьего дня пожарная машина сгорела, — сказал шофёр.

— Слышал, видеть не видел: некогда было.

— Бывает же такое — сгореть в пожарной машине! Ехали с проверкой в посёлок и перевернулись, бензобак взорвался, дверцы заклинило, и оба так и сгорели.

— Да, — улыбнулся Сергей Алимович, — странный случай. В жизни много странного.

— Ты извини: если мне через посёлок с тобой ехать, я оттуда не поднимусь — там взгорок гораздо круче, а в кузове четырнадцать тонн, опасаюсь. — Шофёр остановил машину у старой дороги. — Бывай!

Дизель мощно взревел на подъём. Сергей Алимович легкой походкой зашагал вниз по дну будущего моря. До посёлка оставалось идти не больше километра.

«Эх, даже не познакомились! — Сергей Алимович оглянулся — машина уже ползла далеко вверху по синей кромке асфальта. — Интересный человек. Каких только судеб на свете не бывает! Саша-французска. Надо было спросить номер её телефона. — Сергей Алимович покраснел и огляделся — дорога была пустынна. — Нет. Этого нельзя допустить. Надо драться до конца. Мировой рекорд! — Он прикрыл голову от солнца газетами. — Завтра главный инженер вызывает на пять часов вечера. Интересно, что он скажет? А ведь умный человек».

Вчера они уже беседовали с «главным» на эту тему, хотя беседой это не назовёшь, просто он сказал во время планерки:

— Ты чего там, Алимов, не подписываешь? Подпиши, милок, подпиши.

Сказал при всех, как бы между прочим, как будто это его и не очень волновало. А когда Алимов открыл рот, чтобы возразить, «главный» улыбнулся ослепительной, обезоруживающей улыбкой:

— А теперь, товарищи, давайте перейдём к более важному вопросу, к кабель-крану. Затяжка у нас получается. Через полгода мы по плану далжны класть первый бетон в тело плотины, а с кабель-краном туманно.

«Он заткнул мне рот вежливо и четко. Впрочем, даже не очень вежливо. Он уверен, что я подпишу. Нет, я докажу ему, я заставлю его понять. С карандашом в руках докажу, что мы не имеем права идти на такой риск и тратить столько лишних денег. Я ему скажу: любой капиталист на этом деле обанкротился бы в два счёта. Зачем перевыполнять план? Что это даёт? Планы надо выполнять, притом, на всех участках. А какая радость, если выполнить план по дверным ручкам на двести процентов, а по дверям на пятьдесят? Нет, это не совсем удачный пример, лучше будет, если я скажу: предприятие делает вёдра: корпуса отдельно, донышки отдельно. План по корпусам выполняется на двести процентов, а по донышкам на пятьдесят. Ведро без дна еще не ведро. Какой толк в таких перевыполнениях? Сейчас я разыщу Смирнова и покажу ему эти газеты, этот наш позор. Писатель-маратель!»

Сергей Алимович вспомнил, что он сегодня ещё ничего не ел, только в городе выпил два стакана виноградного сока и стакан чистой газировки, чтобы во рту не было приторно. Острое чувство голода заставило его прибавить шагу.

Главный инженер обычно принимал начальников служб без доклада. Войдя в приёмную, Сергей Алимович приветливо улыбнулся миловидной секретарше, поздоровался за руку с её пятилетним сынишкой, спросил: — Ты что, до сих пор на карантине? — потрепал его по румяной щеке и направился к высокой полированной двери.

— Не заходи. С Москвой говорит, с министром! — секретарша приложила палец к губам.

— Ого! — присвистнул Сергей Алимович и сел на стул у стены. — Дим, иди-ка сюда, посмотри, что у меня есть…

Слышимость была отличная.

— Обрадовали вы меня, — говорил министр, — приятно узнавать о наших делах из газет. ТАСС дал, это не шутка. Молодцы ребята. Бетонщиков награжу именными; часами. Тут завтра летит один товарищ в ваши края, доставит. Надо поддержать дух в людях. Так что, Виктор Алексеевич, сдавай строительный тоннель в срок. Обязательно. Времянка ваша мне не по душе. Сдавай основную схему, чтоб как на картинке. Приеду на сдачу. Французы вашей плотиной интересуются. Давно к вам собираюсь, не бывал в тех краях. Кузьменко привет. Пока. — Министр положил трубку.

Главный инженер строительства Виктор Алексеевич Ермилов слушал далёкое гудение в трубке и улыбался. Ему было немного досадно, что министр так сразу прервал разговор и он не успел поблагодарить его за внимание, сказать что-нибудь хорошее или пошутить. Но в общем, он был доволен, даже счастлив. Его до глубины души тронуло то, что министр называл его по имени и отчеству, а не по фамилии. Ещё так хорошо случилось, что начальник строительства был в отпуске и вся удача падала на него, Виктора Алексеевича. А это была настоящая удача. У министра хорошая память. И если уж западёт туда что-то, то держится крепко, если приглянется ему человек, то он даёт ему дорогу. Так говорили все.

Виктор Алексеевич работал с семи часов утра, к вечеру, казалось, выдохся, а сейчас почувствовал огромный прилив бодрости, сил, уверенности. Уверенности в том, что его ещё оценят по заслугам, даверят большие дела, что он далеко не исчерпал своих возможностей и его тридцать восемь лет — возраст первой молодости, а нынешний пост главного инженера — лишь первая площадка на большой лестнице, но которой ему ещё предстоит взойти. И Виктору Алексеевичу захотелось работать ещё неистовее, ещё безжалостнее относиться к себе, все, все, все силы отдать работе. Он был инженер по призванию. Крепкое крестьянское здоровье позволяло ему работать по четырнадцать часов в сутки. Он вникал в каждую деталь огромной стройки, пропускал всё через себя, всё старался держать под личным контролем.

— Закончили? — раздался нежный голосок телефонистки Люси.

— Да, да, — Виктор Алексеевич очнулся от грёз и положил трубку. «Хороший человек, — подумал он о министре, — позвонил, не стал важничать, чуткий, с таким приятно работать. Теперь у меня есть к нему ход. Я смогу доложить о моём проекте лично ему, — «главный» прикрыл глаза и невольно задумался над тем, что вот уже полгода занимало его ум, томило душу, с чем он связывал свое будущее. Суть этого многосложного и нового дела была предельно проста. До сих пор на строительствах ГЭС происходило и происходит примерно следующее: открывается стройка с того, что приезжает основное начальство и начинает созывать к себе в подчиненные знакомых по прежним стройкам, начинает собирать хвосты. И так идёт сверху донизу пока не собьётся разношёрстная масса, которой ещё только предстоит стать коллективом. О младших ИТР, о рабочих и говорить нечего — те вообще идут самотёком. И вот начинается каждая стройка с того, что день за днём, месяц за месяцем, через скандалы, ошибки, накладки, обманы, чрезвычайные происшествия, личные горести и радости медленно-медленно люди продираются к постижению друг друга, без которого немыслимо четкое взаимодействие. Кончается всякое строительство ГЭС тем, что после газетных оваций, наград, пира наступает горькое похмелье. Налаженное временем, проверенное делом, связанное в единое целое тысячами нитей, профессиональное сообщество людей вдруг распадается. Люди уезжают по новым стройкам, навстречу новым трудностям и старым ошибкам. Желание поломать данный порядок уже давно не давало покоя Виктору Алексеевичу. В последние полгода оно оформилось в реальные очертания расчётов. Виктор Алексеевич хотел не просто выдвинуть свою идею сохранения коллектива, а желал, чтобы этот эксперимент поручили именно ему и никому другому. Он знал, что в ближайшее время в Грузии откроется строительство точно такой же высотной арочной плотины, какую он сейчас заканчивал. Он хотел сказать высокому начальству: «Повремените несколько месяцев, отдайте эту плотину мне. Я возведу её в два раза быстрее и дешевле, чем любой, собранный по сосенке, новый коллектив. Я сэкономлю государству десятки миллионов рублей. Только не разгоняйте мой нынешний коллектив, он так нелегко складывался! Мне не нужны все шесть тысяч рабочих и ИТР. Я возьму с собой ядро — тысячу человек. Я лично отберу каждого. Такая специализация даст огромный скачок производительности труда».