Вацлав Михальский - Мир тесен

— Да, конечно, я понимаю… — сказал Слава, — но о чём ты мечтал в детстве?

— В детстве я мечтал стать шофёром.

— Я тоже. — Слава засмеялся.

— Потом летчиком, потом… — Сашка подмигнул. — Космонавтом.

— Ну и что ж, еще ведь не поздно?

— Поздно. Они уже вовсю летают. Я не хочу быть сорок пятым. Я опоздал родиться. Вы будьте журналистами, инженерами, геологами, а я буду рабочим. Как написал бы старик Смирнов — рабочим нового типа, умеющим отличить Гоголя от Гегеля и Бабеля от Бебеля. Я хочу быть рабочим в чистом виде, без поползновений выбиться в киноартисты. У меня одна жизнь, одна молодость, я хочу делать конкретные дела, так сказать, материальные, это мне нравится.

Оглушительный взрыв потряс ущелье; в кабине экскаватора на минуту стало темно от пыли…

— Дарченко постарался, — улыбнулся Сашка.

Слава знал, что Дарченко руководит на стройке всеми взрывными работами.

— Я слышал, у вас с Дарченко конфликт был? — спросил он.

— Да ну. — Сашка махнул рукой. — Какой там конфликт! Просто случай был: ему рвать надо в котловане, а мой экскаватор в опасной зоне стоит, и отогнать его в другое место я не могу, потому что электропитание отключили. Ну, я и не разрешил взрывать. Он спорил, но я настоял. Я ему говорю: «Камень обшивку поломает, стекла в машине побьёт». А он говорит: «У меня взрыв по плану». Тогда я говорю: «Вот сейчас лягу на экскаватор и, пожалуйста, взрывай вместе со мной». «Ложись, говорит, дело хозяйское». Ну, я лег. В общем, отменил он взрыв. — Сашка включил рубильник, мощно загудел двигатель. — Извини, на рекорд иду, лавры Святкина не дают покоя! Только про космос не пиши. Это я так, шутя, а то ты, я вижу, все за чистую монету приняли. Если напишешь, по судам затаскаю.

— Ты на такое способен?

— А как же! Как говорит знаток русского языка, мой друг Мухтар: «С большим охотом».

— Ладно, что с возу упало, того не вырубишь топором.

— Тоже ничего, — дружески подмигнул Сашка. — Ну, привет Прометею.

За шумом двигателя продолжать разговор было почти невозможно. Слава выпрыгнул из кабины экскаватора на каменистую осыпь. Огромный ковш описал в воздухе дугу, с визгом и скрежетом вонзился в кучу камней — Сашка принялся за работу.

«Что же я не расспросил его о семье, о доме? Эх, балда! «За десять минут до взрыва» — заголовок ничего и ход хороший. Но, что же я буду о нем писать, я ведь ничего не знаю… ровным счетом ничего. Какой болван! Фактически ничего не записал. Хоть возвращайся к Сашке, — думал Слава, спускаясь по обходной тропе в поселок. — Нет, возвращаться смешно. В следующий раз надо заранее записывать вопросы. Вопрос — ответ. Вопрос — ответ. Тогда писать будет легко. Даже не спросил: комсомолец он или нет? Черти что! Какой я растяпа, о чём я буду писать? Об облаках, проплывавших над каньоном в то время, когда мы разговаривали с Сашкой?»

Сергей Алимович чувствовал себя счастливым: из НИИ пришло письмо об образцах бетона забракованного им блока, в письме указывалось, что бетон «не отвечает стандартам».

— Как дела? — весело спросил он повстречавшуюся в коридоре лаборатории Люсю.

— Спасибо, Сергей Алимович, — подчеркнуто сухо ответила та и прошла мимо.

«Ну, я им покажу — теперь у меня официальная бумага! — улыбаясь подумал Сергей Алимович. — Я им докажу всем. Рекордсмены. Очковтиратели! Интересно, у себя «главный»?»

— «Главного», — попросил он, сияв трубку.

— Виктор Алексеевич уехал в город, — ответила секретарша, — будет не раньше понедельника.

«Сегодня четверг, нет пятница. Пятница — счастливый мусульманский день! Мое дело — держать под контролем качество бетона, и я не отступлю ни на шаг от норм, принятых стандартом. Я отвечаю за свой участок работы головой. Пятница — счастливый мусульманский день! Эх, позвоню сегодня вечером Саше и скажу, что завтра утром приеду, сходим на пляж. Я совсем не отдыхаю. Нужно отдохнуть. Главное — увидеть её. Я расскажу ей обо всем, это победа! В областной газете, на первой странице, напечатан репортаж В. Вишневского и фото А. Смирнова о митинге, о «славных героях трудового фронта». Слава признался, что это он написал заметку «Мировой рекорд», он же продиктовал её по телефону корреспонденту ТАСС. Говорит, я не знал, написал со слов Смирнова, по его указанию. Разве можно писать с чужих слов? В том то и дело, что всё получилось со слов вплоть до министра… Никто не захотел вникнуть, да их и трудно за это винить. Но «главный» ведь знает, что к чему? Хотя для него это мелочь, деталь, у него другие масштабы. А для меня это жизнь. Моя работа, мой участок. Мой! Я за него отвечаю, а не министр, не парторг, не «главный», не Святкин с Кузькиным. И если что случится, меня посадят в тюрьму, а не их. И будут правы. Впрочем, не в этом дело. Надо пойти в котлован взглянуть, как идет работа в тоннеле. Теперь, когда я держу их под железным контролем, больше сорока кубов в смену не делают, хоть и работают, как звери!»

Сергей Алимович вышел из лаборатории с тем ощущением необыкновенной легкости в теле и чувством полета, какое приносит человеку победа. Навстречу шёл Мухтар.

— Ты что не в котловане? — спросил Сергей Алимович.

— Я один не работаю, — угрюмо потупившись, ответил Мухтар. — В горах родственник умер, ездил на соболезнование и разбил мотоцикл.

— Новый?

— У меня другого не было.

— Сильно?

— Переднее колесо всмятку, вилка погнулась. А-а!.. — Мухтар огорченно махнул рукой.

— А сам как не разбился?

— Спину ободрал до крови, а так ничего, даже сотрясения не было.

— Повезло.

— Какой там повезло: мотоцикл пропал. Запчасти где достанешь?

— Колесо я тебе дам и вилка найдётся, — улыбаясь сказал Сергей Алимович. — Мы свой драндулет списываем, на нём уже даже в котлован ездить опасно, вот-вот рассыпется, а колесо переднее почти новое и вилка ничего.

— Да! Что ты? Магарыч будет!

— Зачем мне твой магарыч, бери так.

— Когда?

— Хоть сейчас.

— Сейчас? Давай сейчас, а?

Они прошли во двор лаборатории к расхлябанному старому мотоциклу с квадратной, свареной из железных листов люлькой, в которой возили образцы бетона.

Теперь, когда пришел ответ из НИИ, Сергей Алимович не чувствовал больше раздражения при виде своего соседа Семена Лысцова, Мухтара или даже Кузькина — он всех их простил, как несмышлёнышей.

«Будете вырубать этот блок, как миленькие, — глядя на Мухтара, снимающего колесо, думал Сергей Алимович, — будете все выколупывать, рекордсмены».

— Ну, спасибо! Ну, спасибо! Магарыч за мной! — Мухтар долго тряс его руку.

Над скалистыми горами били молнии, их прерывистый синий свет освещал поселок, быстро темнело, налетал порывами ветер, посреди площади закружился смерч. Рейсовый автобус «Посёлок — город» отходил только через час, а Слава спешил. В последнем письме он писал Боре, что в субботу они отправятся на рыбалку. Слава приготовил две закидушки, — с крючками, с грузилом, всё честь честью, ему очень нравилась его затея с рыбалкой, он всю неделю не забывал о ней, мечтал, как найдут они с Борей отлогий бережок, куда можно будет заехать на коляске, как будут бросать в море закидушку с литым свинцовым грузилом, как будет счастлив Боря, когда ему повезёт и он вытянет сверкающую на солнце серебристую тарашку.