Кевин Кван - Проблемы безумно богатых азиатов

— То есть фактически сделка пока не заключена?

— Нет. Это устное соглашение. Официально сделка будет считаться заключенной только после подписания бумаг. — Оливер недоумевал, к чему клонит Китти.

— Ты мне говорил, что были и другие стороны, заинтересованные в покупке Тайерсаль-парка, до того как нарисовался Джек.

— Да, мой двоюродный брат Ник пытался выкупить поместье, но ему не удалось наскрести денег, чтобы перебить предложение Джека.

— И сколько ему нужно?

— Ну, ему не хватает примерно четырех миллиардов долларов.

Глаза Китти блеснули.

— А что, если я стану тайным инвестором? Что, если я вложу деньги, чтобы увести поместье из-под носа Джека?

Оливер уставился на нее с удивлением:

— Китти, у вас есть такие деньги?

— После развода я получила отступные от Бернарда в размере двух миллиардов и вложила все в акции «Амазона». Знаешь, насколько эти акции взлетели за год? Короче, у меня больше пяти миллиардов, все деньги лежат на счете «Лихтенберг груп», — с гордостью объявила Китти.

Оливер откинулся в кресле.

— Вы правда хотите инвестировать такую сумму в сделку с моим двоюродным братом?

— Ты же все равно получишь свою комиссию, правда?

— Получу. Но я просто обеспокоен, что вы вложите так много личных средств в рискованное предприятие.

Китти мгновение помолчала, тронутая заботой Оливера.

— Это будет стоить каждого цента, лишь бы дом не достался Колетт!

— Хорошо, позвольте мне сделать несколько звонков.

Оливер расстегнул ремень безопасности и вышел из спа. Пять минут спустя он вернулся с ухмылкой на лице.

— Китти, события получили очень интересное развитие. Я только что говорил с моим двоюродным братом Ники. Оказывается, Тайерсаль-парк теперь считается национальной исторической достопримечательностью, и Ники вместе с группой партнеров составляет новое предложение, чтобы перебить Джека Бина.

— Значит ли это, что Колетт тоже не получит поместье?

— Ну, это весьма вероятно. Однако им очень нужен еще один инвестор. Не хватает трех миллиардов долларов.

— Всего-то? Пфф! Ерунда!

— Мне набрать пилотов и велеть развернуть самолет?

— Почему бы и нет?

Оливер взял трубку с консоли:

— Изменение планов. Нам нужно быстро добраться до Сингапура.

— Не-е-е… гнать не надо. Я хочу вернуться к массажу горячими камнями, — промурлыкала Китти, вальяжно растягиваясь на массажном столе.

*

Пегги Гуггенхайм — американская галеристка, меценат и коллекционер искусства XX века.

Пегги Гуггенхайм — американская галеристка, меценат и коллекционер искусства XX века.

Эпилог

Тайерсаль-парк, Сингапур

Год спустя

–Не могу дождаться, когда увижу невесту. Интересно, платье какого дизайнера она выбрала, — сказала Жаклин Лин Оливеру Цяню на приеме перед скромной свадебной церемонией «для своих».

Двести гостей, приглашенные семьями счастливой пары, гуляли по внутреннему дворику, наслаждаясь коктейлями и канапе и любуясь завораживающей световой инсталляцией, созданной художником Джеймсом Тарреллом в колонных арках по периметру дворика.

— Давай поспорим, — предложил Оливер.

— Ты сейчас просто купаешься в деньгах, не уверена, хочу ли я делать ставки против тебя. Кстати, поздравляю с гонораром за заказ в Абу-Даби.

— Спасибо. Пока это только один дворец. Принцесса была настолько впечатлена тем, что мы сделали, что поставила меня в неловкое положение. В любом случае давай поспорим на обед в «Дафни», проигравший проставляется в следующий раз, как окажемся в Лондоне. Держу пари, что это Джамбаттиста Валли, — сказал Оливер.

— Ладно, давай на обед в «Дафни». Я ставлю на то, что платье невесты создал Алекси Мабий. Я знаю, как сильно она обожает его работы.

Струнный квартет внезапно прекратил играть, дверь в дальнем конце двора открылась, и в проеме появился стильный молодой парень в смокинге, прижимающий скрипку к подбородку.

— О, смотри, это Чарли Сием! Его сейчас приглашают везде и всюду, да? — прокомментировал Оливер, пока потрясающе красивый виртуоз прогуливался вдоль аркады, играя «Приветствие любви» Элгара.

Двери на другом конце медленно открылись, и Чарли, не переставая водить смычком, прошел через них, обернувшись, чтобы подать гостям знак следовать за ним. Снаружи тропа, освещенная тысячами свечей, вела из розария мимо потрясающего нового бассейна с морской водой, выложенного мавританской плиткой тринадцатого века, в лес на территории усадьбы. Последовав за музыкантом, весело играющим на скрипке, гости принялись охать и ахать при виде знаменитого пруда с лилиями, вдоль которого полумесяцем расставили черные деревянные стулья. Сотни бледно-розовых фонарей каскадом свисали с деревьев вперемешку с тысячами виноградных лоз, украшенных белыми орхидеями, пионами и белым жасмином. Красивый арочный мост, построенный исключительно для свадьбы, тянулся от одного края пруда до другого, полностью увитый разноцветными розами, отчего создавалось впечатление, будто он нарисован импрессионистскими мазками, как один из мостов Моне в Живерни.

Гости заняли свои места, и четыре виолончелиста, рассаженные по сторонам света, заиграли сюиту для виолончели Баха № 1 соль мажор, ознаменовав выход невесты. Очаровательная маленькая девочка, одетая в тонкое белое платье от Мари-Шанталь, шла, разбрасывая лепестки роз, вдоль центрального прохода, а за ней следовал Кассиан Тео, в белом льняном костюме (но босиком), сосредоточенный на том, чтобы не уронить бархатную подушку с обручальными кольцами. После него рука об руку появились Ник и Рейчел. Элинор надулась от гордости, глядя на Ника, который выглядел потрясающе в темно-синем смокинге от Генри Пула. Элинор вынуждена была признать, что и невестка смотрелась неимоверно красиво в простом розовом шелковом платье, созданном Нарсисо Родригесом.

— Ай-я, прямо как будто снова их свадьба, — прошептала Элинор мужу, смахнув пару слезинок.

— Ну, не хватает только твоего безумного вертолетного вторжения, — заметил Филип.

— Вовсе не «безумного». Я спасла их брак, вот неблагодарные дети!

Ник и Рейчел разделились в конце прохода, заняв свои места в качестве шафера жениха и подруги невесты на противоположных сторонах моста. Внезапно загорелась яркая подсветка на рояле, создавая эффект, будто инструмент парит посреди пруда. За роялем сидел молодой человек со слегка растрепанными пшеничными волосами.

Ирен У громко ахнула:

— Аламак, это тот Эд Целлофан! Я люблю его музыку!

Когда Эд Ширан (Ирен У самую малость промахнулась с фамилией) начал исполнять свою дико популярную любовную балладу «Мысли вслух», жених, очень модно смотревшийся в смокинге от «Дживз & Хоукс», сшитом на заказ, вышел на мост с американским пастором из Стратосферной церкви Гонконга. А затем, когда на той стороне пруда собрался целый оркестр, аккомпанировавший Эду, на тропу шагнула и сама невеста. Гости разом повскакивали со своих мест, когда гордый отец невесты Го Вай Мун нервно вел свою дочь Пейк Лин по проходу. На невесте было платье с открытым облегающим белым лифом и длинным шлейфом, украшенное аппликациями из бледно-розовых шелковых роз. Ее волосы были собраны в сложный узел и увенчаны винтажной жемчужно-бриллиантовой тиарой от бренда «Коллинз и сыновья».