Людмила Толмачева - Ягоды бабьего лета

В полутемном вестибюле, переходящем в длинный коридор, было пусто. Люба пошла наугад прямо по коридору. Вдруг одна из дверей распахнулась, из нее выбежала девочка, едва не сбив с ног Любу.

— Ой, я нечаянно!

— Погоди, я хочу спросить тебя!

— ?

— Ты знаешь Аню Перевалову?

— Ага. Она в другом здании.

— А где это? Ты не могла бы проводить меня?

— Пойдемте.

Девочка шла вприпрыжку, размахивая руками и вертя головой. Люба расспрашивала ее о жизни в интернате, и она охотно отвечала. Когда они дошли до корпуса, где жила Аня, Люба отпустила свою провожатую, от души поблагодарив ее и пожелав успехов в учебе, а затем постучала в дверь спальни. Ей не ответили, а может, она не расслышала слабый Анин голосок? Люба приоткрыла дверь и увидела Аню. Девочка сидела на кровати и вязала крючком что-то ажурное из бледно-сиреневого мохера. Она подняла голову, и Любу вновь, как и в первый раз, больно задели бледность и недетская озабоченность Аниного лица.

— Здравствуй, Аня!

— Здравствуйте.

— Ты одна здесь? Остальные, наверное, гуляют?

— Да.

— А я пришла навестить тебя. Не помешаю тебе?

— Нет.

Ее односложные ответы и тихий, невыразительный голос озадачили Любу. Что за этим кроется — просто стеснительность или нежелание впускать в свой мир чужого человека? Люба замешкалась, не зная, с чего начать разговор. А девочка исподлобья, выжидающе смотрела на нее, не выпуская из рук вязания.

— Что ты вяжешь?

— Жилет.

— Рисунок сама придумала?

— Ага.

— Красиво. А я ждала вас с Дашей, думала, придете.

— Мне некогда. Надо успеть к завтрашнему дню.

— Понятно. Это подарок кому-то?

— Угу.

— Ты вяжи, вяжи. Я посмотрю. Я люблю смотреть на рукоделие.

— Нет. Я потом.

— А я, Анечка, тебе тут кое-что принесла, — Люба вынула из пакета мотки пряжи. — Вот, посмотри. Подойдет для макраме?

— Ой, да, подойдет. В самый раз. А вы… Это вам? Вы салфетки хотите?

— Нет, что ты! Мне не надо. Это для тебя. Подарок. Ведь ты недавно занялась макраме? Вот. Это тебе для учебы, для освоения новых узоров.

— Спасибо. — Аня покраснела, опустила глаза, начала теребить угол жилета.

Неожиданно стукнула дверь, и в спальню стремительно вошла крашеная блондинка с грубыми чертами лица. На вид ей было лет сорок-сорок пять.

— Ну что, Анна, дела идут? О! У тебя гости! Добрый день!

— Здравствуйте, — ответила Люба, вставая с кровати.

— Зинаида Егоровна, директор школы-интерната, — представилась блондинка, — а вы, извиняюсь…

— Любовь Антоновна. Я из интерната для престарелых. Мы с Аней в библиотеке познакомились.

— Ну-ну. Я вижу, у тебя тут пряжа какая-то… — она недобро взглянула на Любу. — Смотри, не отвлекайся на постороннее, иначе не успеешь. Мне надо, чтобы завтра в двенадцать все было готово. Я пуговицы принесла. Вот, посмотри.

Она вынула из кармана пакетик с перламутровыми пуговицами в тон к жилету и снова бросила колючий взгляд на Любу:

— Вообще-то к нам в спальни посторонним вход воспрещен. Вам лучше в комнате отдыха побеседовать…

— Извините, я пойду. А ты, Анечка, завтра, в два часа сможешь в библиотеку прийти?

— В два часа сможет, — ответила за Аню директор. — А собственно, что там у вас, в библиотеке — мероприятие какое-то?

— Да, мероприятие.

— Я приду, — робко пообещала Аня.

— До свидания.

— До свидания, — одновременно ответили Аня и директор.

Люба шла к дверям и чувствовала на себе пристальный взгляд Зинаиды Егоровны.

На улице она глубоко вдохнула в себя свежий осенний воздух.

«Чем же пахнет в интернате? Какой-то сложный запах — горелой резины, капустных щей и хлорки, вместе взятых. Да еще шлейф ядовитых директорских духов. Бессовестная, эта Зинаида! Запрягла сироту за будь здоров, словно рабыню Изауру. Наверняка, жилет — не первое и не последнее задание. Они поди тут всем скопом на бедняжку навалились. А она, безответная, пашет день и ночь, считая это в порядке вещей…»

Ее мысли прервал звонок мобильника. Голос Владислава взволнованно спросил:

— Мама, ты где? Я уже возле ворот. Только подъехал.

— Я сейчас, подожди в машине.

Она поспешила в сторону парка. Перейдя спортивную площадку, свернула на тропу, едва заметную под опавшей листвой.

Через пять минут запыхавшаяся Люба открыла дверь джипа.

— Владик, поговорим сначала здесь.

Она села рядом с сыном и перевела дыхание.

— Дело в том, что я представилась родственницей, двоюродной сестрой папы. Так что ты меня не подводи, ладно?

— Но…

— Да, я понимаю. Правда может выплыть в любой момент. Но это не страшно, — она виновато взглянула на сына. — Ну не могла я представиться бывшей женой! Не могла, и все! Больше не будем об этом. Не это главное.

— А что главное?

— А то, что он ничего не помнит. И никого.

— И тебя?

— Да.

Владислав присвистнул, потянулся за пачкой сигарет, закурил.

Они молчали. Люба думала в этот момент: «Возможно, это к лучшему, что сейчас он ничего не помнит. Как бы он отнесся к тому, что сын живет с его женой?»

Мысли Владислава были не так уж далеки от материнских: «Интересно было бы посмотреть на Стеллкину физиономию, когда она узнает об отце. И я, хорош гусь. Дернул меня черт связаться с этой сучкой! Как теперь расхлебывать всю эту кашу? Не знаю. По крайней мере из особняка съеду к себе, на Беговую. А там видно будет…»

— Пойдем, Владик, отнесем вещи. Потом тебе надо познакомиться с Зоей Михайловной. Она замещает директора…

Люба сидела в библиотеке и работала. Руки машинально делали работу, а мысли были там, с мужем и сыном. К ней зашла Зоя Михайловна и, оглянувшись на двух стариков, выбирающих книги, заговорщицки прошептала:

— Я их оставила у себя в кабинете, чтобы не мешать. Думаю, поговорят, расскажут о себе, может, Игорь Алексеевич и вспомнит что-нибудь.

— Спасибо, Зоя Михайловна!

— Ой, как похожи-то они! И документов никаких не надо. Невооруженным глазом видно, что отец и сын. Оба красивые, статные. Ладно, я пойду, надо с Владиславом обговорить все формальные процедуры. Кстати, на программу «Жди меня» будем сообщать? Они просили, как только родные Игоря Алексеича найдутся, сразу же им позвонить.

— Нет, нет! Ни в коем случае! Понимаете, тут не все так просто. У Игоря молодая жена. Она…

Зоя Михайловна с явным любопытством на лице ждала продолжения, но Люба специально замялась, не желая ничего объяснять. Пусть сами додумывают, как им нравится. Зачем сор из избы выносить?

— Понимаю… В любой семье свои заморочки.

— Зоя Михайловна, домой я собираюсь только через два дня. Назавтра у меня запланирована читательская конференция. Старики готовятся. Не будем их разочаровывать…

— Конечно, конечно. Я очень вам благодарна, Любовь Антоновна. Навели наконец в нашей библиотеке порядок. Книги теперь все на своих местах, в каталоге путаницу ликвидировали…