Людмила Толмачева - Ягоды бабьего лета

— За что ты невзлюбила сентябрь? — удивилась ее подруга. — Такая красота кругом. Помнишь, как мы в парке гуляли, в прошлом году? Ты еще стихи читала…

— Помню. «Есть в осени первоначальной…» Да я не «невзлюбила», нет. Красота в природе остается, а мы — меняемся. Просто я боюсь, что уже никогда… — она осеклась и наклонилась к чашке.

— Ты вот что, перестань о плохом думать, — строго сказала Таисия Игнатьевна. — Ешь лучше халву. Свежая, прям во рту тает.

— Спасибо за чай. Мне пора идти. Я еще в библиотеке работу не закончила. — Люба собралась уже подняться из-за стола.

— Погодите, Любаша! Я что сказать вам хотела, — Таисия Игнатьевна понизила голос. — Вы здешнему начальству не больно доверяйтесь. Они тут бабы прожженные, себе на уме. Так ведь, Сима?

— Ну не все, — возразила Серафима Григорьевна. — Нинель одна тут всех стоит. Она сильно озабочена замужеством. Годы уходят, а мужчины все нет. Вот она и положила глаз на вашего мужа.

Люба вспыхнула, даже слезы на глазах выступили.

— Кто вам сказал? Он мой брат…

— Голубушка, не обижайтесь на старуху! Я пожила, многое повидала на своем веку. На брата так не смотрят, как вы смотрите на своего Игоря. Все не привыкну к его новому имени.

— Мы это сразу поняли, Любаша. Но никому ни-ни, упаси Бог! — поддакнула Таисия Игнатьевна и встала, обняла за плечи Любу. — Не дал мне Господь дочку. А как бы я любила вот такую, как вы.

— Спасибо, дорогая Таисия Игнатьевна. И вам спасибо, Серафима Григорьевна. Пойду я. Спокойной ночи.

Люба расставляла на полке книги и не слышала, как дверь бесшумно отворилась и кто-то вошел в библиотеку. Она вздрогнула от неожиданности, когда за спиной прозвучало:

— Добрый вечер, я не помешал?

Это был Игорь. Что-то в его облике появилось новое, но Люба не могла определить — что. Может, улыбка?

— Нет, не помешали. А я уже почти все сделала. Осталось залезть на стремянку и поставить на верхние полки книги и журналы. Вы как раз вовремя.

Она тоже улыбнулась, но, поймав на себе его пристальный взгляд, поспешила отвернуться. Игорь установил стремянку возле одного из стеллажей и взобрался на среднюю ступеньку. Люба начала передавать ему стопки книг. Они почти не разговаривали, но это молчание не тяготило их. Складывая на полку старые номера журнала «Юный художник», Игорь вдруг заинтересовался иллюстрациями в одном из них. Он присел на последнюю ступеньку лестницы и начал рассматривать репродукцию какого-то пейзажа. Люба подошла поближе:

— Что-то интересное?

— О художнике Поленове статья. Тут несколько его картин, вернее фотографий с картин…

Любе подумалось, что Игорь забыл такое слово, как «репродукция». А ведь раньше владел лексиконом настоящего искусствоведа. Она невольно вздохнула. А Игорь как будто забыл о ней. Он сидел и читал статью, время от времени отвлекаясь на рассматривание репродукций. Люба села за стол, чтобы заполнить последние карточки, и украдкой стала наблюдать за Игорем. На его сосредоточенном лице она заметила возбуждение. Ей показалось, будто он мучается попыткой что-то вспомнить, и это вселило в нее надежду: «Пусть помучается. Он должен вспомнить. Ведь в молодости он буквально бредил Поленовым».

Игорь с досадой захлопнул журнал — не потому ли, что попытка что-то вспомнить не увенчалась успехом?

— Можно, я возьму его с собой, почитаю?

— Конечно.

Он поставил стремянку в угол, вернулся к Любе, сел напротив.

— Знаете, Люба, а сын мне понравился. Честное слово.

Люба нашла в себе силы спокойно посмотреть ему в глаза.

— Я очень рада.

— Нет, правда. Я и не ожидал, что у меня такой умный, красивый сын.

— А Зоя Михайловна мне сказала, что вы поразительно похожи.

— Да. Мне тоже сказала, мол, и паспорта не надо — сходство налицо.

— А вы что-нибудь вспомнили, когда поговорили с сыном?

— Нет. Хотя… Нет, к сожалению. Но что-то смутное бродит в голове, какие-то… Я даже не знаю, как это назвать.

— Ничего. Надо надеяться, что вспомните. Владислав за нами приедет через два дня. Вы как, готовы к этому?

— Даже и не знаю.

— Ладно. Не будем торопиться. Хорошо?

Люба произнесла эти слова ласково, как ребенку, и даже смутилась от этого, но Игорь ничего не заметил. Он рассеянно смотрел в окно, и легкая улыбка блуждала на его губах.

«Наверное, думает о сыне», — подумала Люба. Ее обрадовали слова Игоря о Владиславе. Но тут же благостное настроение улетучилось: она представила будущие события, когда настанет момент тяжких объяснений и признаний. «И через это придется пройти, никуда не денешься. Ох, Владик, что ты натворил!»

Дверь открылась, вошла Нинель Эдуардовна.

— Вот вы где, Игорь Алексеевич! Мне нужна ваша помощь. Умер Шагин. Надо его перенести в морг. Семеныч уже ждет с носилками.

Не взглянув на Любу, она вышла.

— Как обыденно она сказала о смерти, — тихо обронила Люба.

— Здесь это частое явление. Первое время не по себе было, а потом привык. Ну, я пойду. До свидания.

Утром, поднявшись в столовую, Люба заметила, что ее место занято. На нем сидела Нинель Эдуардовна. Она что-то рассказывала мужчинам и смеялась. Игорь вежливо улыбался, а Всеволод Петрович, как всегда не в меру бойкий, весело поддакивал врачу и смеялся до слез. Любе показался его смех несколько искусственным. Она прошла мимо, сдержанно кивнув веселой троице. Ожидая подавальщицу с ее тележкой, она смотрела в окно и неприязненно думала о Нинели и Всеволоде Петровиче: «Что они, с ума посходили, в самом деле? Вчера умер человек, он еще не похоронен, а эти устроили пир во время чумы. И Игорь с ними…»

Не в силах больше слышать надменный голос Нинели и этот театральный смех Люба поспешно ушла из столовой.

У себя она вскипятила чай, позавтракала крекерами и, надев красивое платье, которое привез Владислав, отправилась в библиотеку.

В вестибюле ее внимание привлекла яркая блондинка в очках. Издалека сложно было определить ее возраст. Короткая стрижка каре закрывала лоб и наполовину щеки. На ней были брюки и балахонистый, грубой вязки, серый свитер; на шее до самого подбородка намотан шелковый шарф. Близоруко щурясь сквозь толстые линзы старомодных очков, она разговаривала с Зоей Михайловной.

Люба повернула к библиотеке. Возле лестницы она оглянулась, но в вестибюле уже никого не было. Люба вернулась в коридор и увидела блондинку с Зоей Михайловной, идущих к кабинету директора. Проводив их взглядом, она в задумчивости побрела в библиотеку. Там ее ждала неоконченная работа с каталогом. Она села за стол и приступила к работе, но странные мысли мешали сосредоточиться: «Кто эта белокурая Жаззи? И для чего, собственно, я забиваю с утра голову всякой чепухой? Стоп! Ее походка! У кого я видела такую походку?» Подстегиваемая нехорошими предчувствиями, Люба пошла в вестибюль к Фросе. Та, как всегда, мыла пол и что-то пробурчала на Любино приветствие.