Марина Луценко - Ловушка для банкира

В глазах парня вспыхнул холодный огонь.

— Благодарствую, Ваша светлость, но нет в том нужды, — ответил он сухо. — Пойду я, с вашего позволения.

Когда дверь за парнем затворилась, бородач задумчиво посмотрел в окно.

— И почему молосс так не любит этого Харитона? — пробормотал он. — Всегда убегает перед его появлением…

Только хозяин кабинета собрался вернуться к чтению, как к нему пожаловали новые гости. Это были две женщины. Одна из них — маленькая и хрупкая — находилась на последних месяцах беременности и выглядела весьма скверно. Кожа ее имела серо-землистый оттенок, глаза ввалились, а щек будто и вовсе не было. Вторая же, напротив, прямо-таки пышела здоровьем. Это была настоящая русская красавица: дородная, с полной грудью и тяжелой светлой косой. Про таких говорят — кровь с молоком. На руках красавица держала двух годовалых мальчуганов. Завидев мужчину, один из них радостно заугукал. Бородач потянулся к ребенку.

— Илюшенька, солнце ненаглядное, как славно ты папеньке улыбаешься.

Женщина с землистым лицом устало опустилось в кресло.

— Лизонька, голубушка, опять тебе нездоровится? — участливо поинтересовался у нее мужчина.

Та вздохнула и прикрыла глаза.

— Ваша правда, барин, — сказала пышногрудая блондинка. — Нездоровится нашей графинюшке. Уже вторую неделю мутит ее, бедняжку, без продыху. Совсем на еду не смотрит — только водицу пьет.

Мужчина подошел к беременной и поцеловал ее в лоб.

— Потерпи, дружочек. Бог даст, разрешишься в скорости, тогда и полегчает.

Страдальчески глянув на мужа, женщина снова вздохнула. Дверь между тем отворилась, и в кабинет бодро вбежал молосс. Никто из присутствующих, впрочем, не обратил на него внимания. Графиня как раз начинала неприятный, но очень важный разговор.

— Я видела, к тебе нынче Харитон заходил, — обратилась она слабым голосом к супругу.

— Заходил. И что же?

Графиня нахмурилась.

— Не нравится мне этот человек, Петруша. Неспокойно на сердце, когда его вижу. Помяни мои слова — он на нас беду накличет. Гони его.

— Как же я его прогоню? — удивился бородач. — Мне Харитона дядюшка оставил и строго-настрого наказал не обижать его. А то, что чужеземец он — так то ни о чем не свидетельствует. Иной наш русский мужик пострашнее любого арапа оказывается.

Мужчина подошел к беременной и обнял ее за плечи.

— Это все придумки, Лизонька, что Харитон страх нагоняет. В твоем положении такие казусы часто случаются. Ничего — вот разродишься и сама над своими фантазиями смеяться будешь. Да и мы посмеемся. Верно, парни?

Хозяин кабинета подмигнул ребятишкам, и, забрав их у кормилицы, принялся раскачивать на руках, как на качелях. Женщины украдкой переглянулись. По всему было понятно, что они не собираются сдаваться.

— Нечто барин не видит, что змею на груди пригрел? — заговорила теперь Светлана. — Чернокнижник этот ваш Харитон — вот он кто! Цельными днями-ночами в подвале сидит и лопочет что-то не по-нашему. А как на свет божий выходит, так на меня и зыркает, так и зыркает!

— Во дура-баба, — захохотал бородач, продолжая играть с малышами. — Нравишься ты ему — вот и зыркает. Уже месяц руки твоей просит. А я все тяну с ответом. Знаю, что откажешь. Аль нет?

— Ужас какой вы придумали, барин! — побледнела красавица. — Да нечто я полоумная, чтоб за басурмана замуж пойти? Не бывать этому никогда — так своему нехристю чернорожему и передайте!

Мастифф, находившийся в этот момент возле Светланы, глухо заворчал. Она присела к собаке и потрепала ее по голове белой пухлой ручкой.

— А вот этот нехристь чернорожий мне очень даже по нраву. Лютый, дай лапу.

Пес послушно протянул лапу, одновременно лизнув женщину в лицо. Кормилица отскочила в сторону и звонко рассмеялась.

— Лютый, ну какой же ты лютый? Ласковый, как котенок…

Проснувшись, Вика резко села на кровати. Сердце бешено колотилось, в висках шумело, мысли кружились в безумном хороводе. «Этого не может быть! — думала она, вспоминая сегодняшний сон. — Этого просто быть не может!!!»

Слуга-туземец, кормилица Светлана, граф с графиней, черный мастифф — всех их девушка отлично знала по старинному дневнику. Но каким образом эти персонажи оказались в ее сне? Вторую ночь подряд перед Викторией разворачивалась история, произошедшая в графском поместье двести лет назад. Или, может, это — плод ее живого воображения? Возможно, она начиталась записей из прошлого, вот и снится теперь всякая чепуха. Надо проверить. Вот только — как?.. Внезапно Вику осенило: «Собачья кличка!» Во сне черного мастиффа звали Лютый. Но ведь девушка еще не успела прочесть в дневнике, какое имя дал граф своему псу. Следовательно, и знать об этом ничего не может. Выпрыгнув из постели, Виктория подбежала к лежащей на столе тетради. Пролистав первые страницы, она жадно стала вчитываться в новую запись.

18 июля

«Прошел уже почти месяц с дядюшкиного уезда, и жизнь наша окончательно вернулась в привычное русло. Дневник я свой несколько забросил, потому как писать особо не о чем. Интересных новостей в имении нет — каждый день похож на предыдущий, как близнецы-братья. Кстати, о братьях: Лизонька вот-вот готовится разродиться, и бабка-повитуха сказала, что ребеночек будет непременно мужеского полу. Бабке этой можно доверять — за всю жизнь она ни разу не ошиблась. Значит, вскорости у Илюши появится младший братец. Я этому рад несказанно! Однако и беспокоюсь: как бы сие знаменательное событие не совпало с именинами самого Илюшеньки. Послезавтра нашему первенцу исполняется ровно год. И весьма нежелательно, чтобы вместо праздничного настроения мы все были охвачены тревогой по поводу благополучного разрешения Лизоньки от бремени. Надеюсь, второй сынок выберет для появления на свет какой-нибудь иной день. Да, так будет не в пример лучше!

Раз уж я взялся сегодня писать в дневнике, то немного расскажу о Харитоне. Поначалу, признаться, опасался, что этот хоть и воспитанный, а все же дикарь, внесет смуту и каким-то образом нарушит уклад в моем доме. Ничего подобного, к счастью, не случилось. Хоть слуги и шарахаются от туземца, считая его колдуном, сам Харитон ведет себя весьма достойно. Впрочем, мы с Лизонькой почти не видим его. Сутки напролет туземец пропадает в подвальной комнате, где оборудовал себе нечто вроде рабочего кабинета. Уж не знаю, что он там делает — никто из нас внутрь той комнаты не заходит. Харитон даже прислугу убраться не пускает. Да я на том и не настаиваю. Пусть дикарь прячется, если ему это по нраву. Дядя просил обращаться со слугой ласково и не насиловать его волю. Я эту просьбу выполняю неукоснительно…»