Мэтт Торн - Твои фотографии

— Да, — сказала она, — послала тебе в пятницу. Не волнуйся, сейчас пошлю еще раз. А почему ты спрашиваешь? У тебя уже есть другие планы?

— Нет, не в этом дело. Просто встретил его сегодня.

— Кого? Обри? Где?

— Да тут, в местном заведении с сэндвичами.

— Это не в твоем стиле.

— Да, знаю, просто я был вместе с Ником Дженнингсом и не хотел идти куда-нибудь, где нас могли бы увидеть вдвоем.

— Но вы там встретили Обри?

— Да. С сестрой. Я не знал, что Обри знаком с Ником.

— Да, еще как.

— Он пригласил его завтра на ужин.

— И ты решил, что мы забыли про тебя. Прости, Мартин, я действительно послала тебе и-мэйл.

Он приналег на стул, проехал на нем через кабинет и захлопнул ногой дверь.

— Да ничего страшного. А чем занимаются родители Обри?

— Папа — художник, а мама — поэтесса. А что?

— Да так. И они живут в Марокко?

— Уже не живут. У них там была коммуна писателей и художников. Ну, ты понимаешь, все очень в духе Боулза и Берроуза.

— Ах, так вот как они связаны.

— С Дженнингсом? Он вроде их ученик и настолько их обожает, что даже позволил папочке Обри себя трахнуть.

— Ты шутишь.

— Ну, это всего лишь слухи, но я им верю. И он писал восторженные рецензии на все сборники мамы Обри.

— А как получилось, что у Обри нет никаких творческих наклонностей?

— В свое время он опубликовал два сборника стихов.

— Правда? — удивился Мартин.

— Да, через год после окончания университета. Говорит только так мог развязать свои запутанные отношения с родителями. А потом, покончив с этим, решил, что на самом деле хочет работать в сфере финансов.

— Ясно. Почему же я так мало знаю о своих друзьях?

— Просто ты всегда слишком рано уходишь домой. Такие, как Обри, начинают приоткрывать свою личную жизнь не раньше пяти утра.

— Хорошо, завтра останусь подольше.

— Ладно, увидимся.

Она повесила трубку. Мартин все еще злился на себя за то, что так напрягся из-за приглашения к Обри, особенно в присутствии Дженнингса. Да, он потерял лицо, позволил себе так разнервничаться, вообразив, что его обошли приглашением, надо было вести себя хладнокровнее. Сколько можно думать, что все вокруг делается исключительно с целью унизить его! Это журнал сделал его таким, почему же ему не хватает духа быть выше всего этого? Для человека, его статуса, определенная социальная паранойя неизбежна, но в последнее время она стала принимать серьезные формы. Выход конечно есть — бросить все и уйти, но это означало бы поставить крест на своей карьере, а к этому он был еще не готов.

Он снова снял трубку и позвонил Клаудии. Ее еще не было дома, и он оставил ей сообщение, что придет домой пораньше.

Элисон стояла посреди гостиной, глядя на распростертые тела Эдриана и Сьюзан. Сегодня они обкурились так, что даже не могли сидеть, но и при этом было заметно, что оба обрадовались.

— Это же здорово, Эл. Как ты думаешь, что она имела в виду?

— Не знаю. Она специально темнит. У Мэнди репутация Макиавелли в юбке. Она понимала, что я не стану уточнять, какое конкретно вознаграждение имеется в виду, а потом, когда я заложу Мартина, выяснится, что меня премировали увеличением рабочего дня.

— Значит, она не сказала, что тебе поднимут зарплату? — не отставал Эдриан. При этом он, похоже, собирался с силами, чтобы сесть.

— Нет, только намекала. Сначала сказала, что меня ждет щедрое вознаграждение, а потом начала намекать, что мне дадут место получше.

— Но на лучшем месте тебе, несомненно, должны больше платить.

— Наверное.

— Я надеюсь, ты согласилась, Эл? — спросила Сьюзан. — Ты ведь не сдрейфишь и не выложишь все своему шефу?

— Не знаю. Дело тут не в том, сдрейфлю я или нет, мне кажется, я поступаю недостойно. А что, если Мартин получит какую-нибудь замечательную работу и возьмет меня с собой?

— Точно, — сказал Эдриан, приходя в вертикальное положение, — давай мыслить логически.

— Давай.

— Ты доверяешь своему шефу?

Элисон задумалась. Никогда прежде она не пыталась оценить Мартина трезво и беспристрастно. Она знала, что он полностью надежен на работе и абсолютно ненадежен во всем остальном, но можно ли ему доверять лично — тут у нее были сомнения. Особенно, если речь шла о том, сможет ли Мартин по-взрослому воспринять тот факт, что ей стало известно о его увольнении. Ведь если он просто-напросто придет в бешенство, какой смысл ему об этом сообщать? И нужно знать наверняка, отнесется ли он с пониманием к тому, что она хочет соблюсти собственные интересы. Ведь на самом деле она пытается усидеть на двух стульях, так что если Мартин неадекватно отреагирует на потерю работы, то и это может ей припомнить.

— Да, — сказала она, подумав, — думаю, что да.

— Хорошо. А как ты думаешь, ему могут предложить хорошее место, когда он уйдет из журнала?

— Могут.

— Отлично. А как тебе кажется, если ты доложишь ему о своей встрече с Мэнди, он сможет об этом не разболтать?

— В каком смысле?

— Он расскажет Мэнди, кто сообщил ему о том, что он вылетит с работы?

— Думаю, нет.

— Ну, тогда все просто. Расскажи ему. И тогда, если ему предложат хорошую работу, ты сможешь уйти вместе с ним, а если нет, сможешь остаться в «Форс», на новом интересном месте.

Элисон кивнула. Эдриан прав. Завтра она обо всем расскажет Мартину.

Мартин прошел мимо Элисон и сел за свой стол. Зазвонил телефон. Во время рабочего дня Мартину звонили так часто, что в большинстве случаев он просто не поднимал трубку, думая, что ему опять звонят из редакции очередного злободневного ток-шоу или какой-нибудь газетенки для продвинутой публики, чтобы узнать его мнение по поводу очередной ерунды. Но все же были люди, с которыми ему хотелось поговорить, поэтому, дабы отсечь ненужные звонки, он сообщал некоторым заранее, в какое время будет брать трубку. На этой недели он принимал звонки между десятью и одиннадцатью. Сейчас было десять минут одиннадцатого, поэтому он поднял трубку.

— Мартин Пауэл слушает, — сказал он.

— Привет, Мартин, это Ник Дженнингс.

Черт.

— Привет, Ник, классно вчера пообедали.

— Да. Слушай, так ужасно, что именно мне приходится это делать, но я должен тебе кое о чем сообщить.

— Давай.

— Я собирался сказать вчера, но так и не подвернулся удачный момент, а потом мы встретили Обри…

— И?

— И я подумал, что мог бы рассказать тебе сегодня на ужине, но боюсь быть, будет уже слишком поздно.

— В чем дело, Ник?

— Ну, до меня тут дошел слух, может, ты и сам уже знаешь, в общем, сорока на хвосте принесла… не хотелось бы раскрывать свои источники информации… короче, ходит слух, что тебя собираются уволить.