Мария Корелли - Вендетта, или История всеми забытого [litres]

– Джулано пьет как рыба, – рассмеялся Феррари, – а если начнет смешивать вина, того и гляди перережет всех официантов еще до середины ужина.

– В смешивании вин, – холодно ответил я, – ему лишь остается следовать вашему примеру, мой дорогой друг.

– Да, но я-то это выношу, а вот он не может! Немногие неаполитанцы могут тягаться со мной!

– За ними следует капитан Луиджи Фречча.

– Что! Неистовый пожиратель огня?! – воскликнул Феррари. – Который через слово богохульствует то как язычник, то как христианин и никак не уяснит, какая же между ними разница?

– Потом прославленные служители муз Криспиано Дульчи и Антонио Бискарди, художники, как и вы, – продолжил я.

Он чуть нахмурился, а потом улыбнулся.

– Желаю им приятного аппетита! Было время, когда я завидовал их мастерству, но теперь могу себе позволить быть великодушным. Насколько мне известно, им открыты пути на любое поприще искусства. Я навсегда распрощался с кистью и палитрой – и больше никогда не стану писать.

«Истинная правда!» – подумал я, глядя на изящную белую руку, которой он только что пригладил черные усы, ту самую руку, на которой звездочкой сверкало мое фамильное кольцо с бриллиантом.

– Продолжайте, граф, я сгораю от нетерпения. Кто следующий?

– Еще одни пожиратели огня, как, полагаю, вы бы их назвали, – ответил я. – И к тому же французы. Мсье маркиз Давенкур и красавец капитан Эжен де Амаль.

Феррари поразился.

– Клянусь Бахусом! – воскликнул он. – Два известных парижских дуэлянта! Зачем… Какая вам нужда в столь доблестных приятелях? Признаться, ваш выбор меня удивляет.

– Я считал их вашими друзьями, – сдержанно произнес я. – Если помните, это вы меня с ними знакомили. Об этих господах мне неизвестно ничего, кроме того, что они приятные люди и прекрасные собеседники. Что же до их предполагаемых занятий, я склонен полагать, что это чистой воды слухи, и в любом случае мой званый ужин едва ли станет ареной для демонстрации их искусства фехтования.

Гвидо рассмеялся.

– Конечно нет! Но этим субъектам очень бы этого хотелось – они ведь затеют ссору из-за приподнятой брови. А что же остальное общество?

– Неразлучные братья-скульпторы Карло и Франческо Респетти, шевалье Манчини, ученый и литератор, Лучиано Салустри, поэт и музыкант, и великолепный маркиз Ипполито Гуальдро, чьи разговоры, как вам известно, чаруют больше, чем голос Аделины Патти. Остается лишь добавить, – тут я чуть иронично улыбнулся, – имя синьора Гвидо Феррари, настоящего друга и преданного влюбленного, – и список завершен.

– Чудесно! Всего пятнадцать, включая вас, – весело откликнулся Феррари, пересчитав гостей по пальцам. – Матерь Божия! В такой приятной компании и с хозяином, принимающим нас по-королевски, мы весело проведем время. А вы, друг мой, и вправду устроили этот пир, чтобы отпраздновать возвращение столь недостойной персоны, как я?

– Только и исключительно по этой причине.

Он вскочил со стула и хлопнул меня по плечам.

– В добрый час! Но почему, во имя всех святых или дьявола, вы так ко мне благоволите?

– Почему я к вам так благоволю? – медленно переспросил я. – Мой дорогой Феррари, я, конечно же, не единственный почитатель ваших превосходных качеств! Разве вы не нравитесь всем? Разве вы не всеобщий любимец? Разве не вы мне говорили, что ваш покойный друг граф Романи ценил вас больше всех на свете после своей супруги? Вот и славно! Так зачем же себя недооценивать?

Он медленно снял руки с моих плеч, и лицо его исказилось легкой гримасой боли.

– Опять Фабио! Его имя и воспоминания о нем меня преследуют! Я говорил вам, что он был глупцом, и частью его глупости была чрезмерная любовь ко мне… возможно. Вы знаете, что в последнее время я очень много думал о нем?

– В самом деле? – Тут я сделал вид, что поправляю в петлице звездообразную камелию. – Почему?

Его обычно дерзкий взгляд сделался серьезным и задумчивым.

– Я видел, как умирал мой дядя, – тихо продолжил он. – Он был стариком, сил у него оставалось очень мало… И все же он вел беспощадную битву со смертью… беспощадную! Я как сейчас его вижу… его перекошенное желтое лицо… его скрюченные пальцы… его изогнутые, как клешни, ладони, цепляющиеся за воздух… потом жутко отвисшую челюсть… вытаращенные остекленевшие глаза… уфф! Меня от этого тошнило!

– Ну же, ну же! – успокаивающе проговорил я, по-прежнему возясь с петлицей и втайне гадая, какое же новое чувство обуяло ветреную натуру моей жертвы. – Несомненно, зрелище это было угнетающее, однако не стоит так уж изводить себя сожалениями… Он ведь был старик, и, хоть и не следует повторять банальную истину, все мы когда-то должны умереть.

– Сожалениями?! – воскликнул Феррари, говоря скорее с самим собой, нежели со мной. – Да я обрадовался! Он был старый пройдоха, глубоко увязший во всех пороках общества. Нет, я ни о чем не сожалел, вот только когда наблюдал за его неистовой борьбой за каждый вздох, я подумал… сам не знаю почему… о Фабио.

Глубоко потрясенный, однако скрывая это потрясение за маской безразличия, я засмеялся.

– Честное слово, Феррари… Простите меня за эти слова, но воздух Рима, похоже, вызвал у вас помутнение рассудка! Признаться, я не совсем понимаю, что вы хотите сказать.

Он тяжело вздохнул.

– Неудивительно! Я и сам себя едва понимаю. Но если старику было так тяжело уходить из жизни, то каково же было Фабио! Мы с ним вместе учились, мы, бывало, ходили обнявшись, словно школьницы, он был молод и полон жизни, к тому же физически сильнее меня. Наверное, он боролся за жизнь, до предела напрягая все силы. – Он умолк и содрогнулся. – Господи Боже! Мы должны умереть более легкой смертью! Это же очень страшно!

Меня охватила жалость пополам с отвращением. Он не только предатель, но еще и трус? Я легонько взял его за руку.

– Простите меня, мой юный друг, если я вам прямо скажу, что ваш мрачный разговор немного меня утомил. Я не могу его воспринимать как подобающую прелюдию к ужину! И позвольте вам напомнить, что вам еще нужно переодеться.

Легкая ирония в моем голосе заставила его поднять глаза и улыбнуться. Лицо его прояснилось, он провел рукой по лбу, словно отбрасывал неприятные мысли.

– Полагаю, я перенервничал, – с полуулыбкой сказал он. – В последние несколько часов меня мучают мрачные раздумья и предчувствия.

– Неудивительно! – рассеянно заметил я. – После такого зрелища, что вы описали, предавшись воспоминаниям. Вечный город напоен неприятными ароматами могил. Стряхните с ваших ног прах цезарей и наслаждайтесь жизнью, пока она продолжается!

– Прекрасный совет! – с улыбкой согласился он. – И ему нетрудно будет последовать. Теперь пойду переоденусь к празднику. Вы позволите?