Мария Корелли - Вендетта, или История всеми забытого [litres]

Я пристально наблюдал за бурным весельем, примечал раскрасневшиеся лица и быструю жестикуляцию своих гостей, слушал гомон перебивавших друг друга голосов. Обозрев стол, я глубоко вздохнул, рассчитав, что самое позднее через пару-тройку минут настанет момент выложить козырную карту, которую я придерживал весь вечер.

Я внимательно посмотрел на Феррари. Он немного отодвинулся от меня и о чем-то вполголоса говорил с соседом, капитаном де Амалем, – тихо и заплетавшимся от вина языком, однако я явственно расслышал, как он в малопристойных выражениях перечислял прелести некоей женщины – я терялся в догадках, какой именно. И тут меня словно обожгло: он мог описывать прелести моей жены этому де Амалю, ничтожному бретеру, для которого никогда не существовало ничего святого. Кровь мгновенно закипела у меня в жилах – до сих пор помню, как у меня неистово застучало в висках, а руки и ноги сделались ледяными. Я поднялся с места и постучал по столу, требуя тишины и внимания, но некоторое время споры и болтовня не умолкали, так что я не смог заставить выслушать себя. Герцог попытался поддержать меня, но тщетно. Наконец Феррари удалось привлечь внимание сидевших за столом. Он обернулся, взял десертный нож и принялся бить им по столешнице и своей тарелке с таким шумом и настойчивостью, что громкий смех и разговоры внезапно стихли. Момент настал – я поднял голову, поправил на носу очки и заговорил четким, ровным голосом, первым делом украдкой поглядев на Феррари. Тот лениво развалился на стуле и закуривал сигарету.

– Друзья мои! – начал я, отвечая улыбкой на обращенные ко мне вопрошающие взгляды. – Я решил ненадолго прервать ваше веселье не для того, чтобы его завершить, а чтобы внести в него свежую струю. Как известно, я позвал всех вас сюда нынче вечером, дабы вы почтили меня своим присутствием и поприветствовали нашего общего друга, синьора Гвидо Феррари.

Тут меня прервали громкие аплодисменты и одобрительные возгласы, Феррари же между затяжками сигаретой дружеским тоном пробормотал:

– Много чести, друг мой, слишком много чести!

Я продолжал:

– Этот молодой достойный господин, который, полагаю, является всеобщим любимцем, был вынужден из-за семейных дел отсутствовать последние несколько недель. И я считаю, что ему самому известно, как нам не хватало его приятного общества. Однако вы, как и я, с радостью узнаете, что он вернулся в Неаполь гораздо богаче, нежели когда из него уехал, что фортуна воздала ему должное и, обладая теперь значительным состоянием, он наконец-то вознагражден за все свои достоинства и заслуги!

Снова раздались аплодисменты и одобрительные возгласы, сидевшие рядом с Феррари подняли бокалы и выпили за его здоровье, попутно его поздравив, а он на все эти любезности ответил непринужденным и самодовольным поклоном. Я снова посмотрел на него – каким спокойным он выглядел, откинувшись на алые подушки, со стоявшим рядом бокалом шампанского и с сигаретой во рту! Однако глаза его полусонно смотрели в незашторенное окно, через которое был виден сверкавший в лунном свете Неаполитанский залив.

Я невозмутимо продолжал:

– То, что я собираюсь сказать, весьма возможно, вас очень удивит. Я вам известен как человек немногословный и, боюсь, обладающий вспыльчивым и резким характером…

Сразу же раздались крики «Нет, нет!» вперемешку с почтительными заверениями со всех концов стола. Я с благодарностью поклонился, а когда снова настала тишина, произнес:

– В любом случае вы не отнесли бы меня к тем, кто смог бы снискать симпатии дам.

Тут мои гости переглянулись с удивлением и любопытством. Феррари вынул изо рта сигарету и в полном изумлении уставился на меня.

– Нет, – задумчиво продолжил я, – такому старику, как я, да в придачу и полуслепому инвалиду, кажется невероятным, что на нем мог задержаться взгляд хоть какой-нибудь женщины. Однако я встретил – позволю себе согласиться с шевалье Манчини – ангела, который нашел мое общество не лишенным приятности, и… Короче говоря, я собираюсь жениться!

Повисло молчание. Феррари немного приподнялся и, казалось, хотел что-то сказать, но, очевидно, передумал и промолчал. Лицо его немного побледнело. От минутного замешательства, охватившего моих гостей, не осталось и следа.

Все, за исключением Гвидо, принялись хором меня поздравлять, при этом смеясь и весело надо мной подшучивая.

– Навсегда распрощайтесь с весельем, граф! – воскликнул шевалье Манчини. – Однажды прельстившись мелодичным шорохом дамского платья, вы никогда не увидите таких пиров, как нынче вечером! – И он с полупьяной тоской покачал головой.

– Клянусь богами! – вскричал Гуальдро. – Ваше известие меня поразило! Я-то считал вас последним, кто пожертвовал бы свободой ради женщины. К тому же одной! Зачем, дружище? Свобода дала бы вам двадцать!

– Ах! – негромко и с чувством пробормотал Салустри. – Но одна неподражаемая жемчужина, один безупречный бриллиант…

– Ба, Салустри, да вы почти спите! – вмешался Гуальдро. – Это вино говорит, а не вы сами. Бутылка вас одолела, друг мой. Вы, любимец всех неаполитанских женщин, говорите об одной! Спокойной ночи, малыш!

Я по-прежнему стоял упершись руками в край стола.

– То, что сказал наш достойный Гуальдро, – продолжил я, – есть истинная правда. Я известен своей антипатией к прекрасному полу. Но когда одна из красивейших женщин делает все, чтобы меня искусить, когда она сама привлекает весь арсенал бесконечных уловок, дабы снискать мое расположение, когда она оказывает мне особые почести и ясно дает понять, что я вовсе не бесцеремонен в попытках завоевать ее руку и сердце, что мне остается делать, кроме как принять судьбу, уготованную мне провидением? Я прослыл бы самим неблагодарным из мужчин, если бы отверг столь драгоценный дар небес. И надо признаться, что я вовсе не намерен отвергать то, что сулит мне полное счастье. Поэтому прошу всех вас наполнить бокалы и сделать мне одолжение, выпив за здоровье и счастье моей невесты.

Гуальдро резко выпрямился, высоко подняв бокал, и все последовали его примеру. Феррари несколько неуверенно встал с места, рука его с бокалом шампанского заметно дрожала.

Герцог Марина обратился ко мне, сделав учтивый жест:

– Вы, конечно же, окажете нам честь, назвав имя прекрасной дамы, за которую мы с надлежащим почтением готовы выпить?

– Я собирался задать тот же вопрос, – хрипло вставил Феррари. Губы у него пересохли, и ему, похоже, было трудно говорить. – Возможно, мы с нею не знакомы?

– Напротив, – ответил я, с холодной улыбкой глядя ему в глаза. – Вам прекрасно известно ее имя! Глубокоуважаемые господа! – прозвенел мой голос. – За здоровье моей будущей жены, графини Романи!