Уильям Берроуз - Голый завтрак [litres]

Экспедитору еще не заплатили, и Марви предстояло одиннадцать месяцев, пока не будет осуществлен клиринг чека, водить его за нос. Ходили слухи, что Экспедитор родился на Пароме, между Зоной и Островом. Его профессией было ускорение доставки товаров. Никто толком не знал, полезны его услуги или нет, и одно лишь упоминание его имени вызывало споры. Приводились доказательства как его чудодейственной расторопности, так и полнейшей никчемности.

Остров, расположенный неподалеку от Зоны, был британской военно-морской базой. Англия владеет Островом согласно договору о бесплатной аренде сроком на год, и каждый год срок действия договора об аренде и вида на жительство продлевается по всей форме. Все население выходит на улицу и собирается на муниципальной свалке, присутствие обязательно. Президент Острова по традиции должен проползти на брюхе по мусору и вручить Вид на жительство и продленный Договор об аренде, подписанный всеми гражданами Острова, Губернатору-Резиденту, который стоит, блистая парадным мундиром. Губернатор берет документы и запихивает их в карман кителя.

– Ну что ж, – говорит он с натянутой улыбкой, – значит, вы решили позволить нам остаться еще на год, да? Очень мило с вашей стороны. И все этим довольны?.. Может, кто-нибудь недоволен?

Солдаты в джипах медленно, испытующе поворачивают направленные на толпу пулеметы.

– Все довольны. Ну что ж, превосходно. – Повеселев, он поворачивается к лежащему ничком Президенту. – А бумаги ваши я сохраню на тот случай, если припрет. Ха-ха-ха!

Его громкий металлический хохот звенит по всей свалке, и вместе с ним под испытующими дулами пулеметов смеется толпа.

На Острове добросовестно соблюдаются все формальности демократии. Существуют Сенат и Конгресс, устраивающие бесконечные заседания, на которых обсуждаются уборка мусора и инспектирование сортиров – лишь на эти два вопроса распространяется их юрисдикция. В середине девятнадцатого века им было ненадолго разрешено контролировать Департамент охраны бабуинов, но этой привилегии они лишились ввиду абсентеизма в Сенате.

Лиловозадые бабуины из Триполи были завезены на Остров пиратами в семнадцатом столетии. Легенда гласит, что, когда бабуины покинут Остров, он падет. Перед кем и каким образом, не уточняется, а за убийство бабуина полагается смертная казнь, хотя гнусное поведение этих животных выводит граждан из равновесия. Время от времени кто-нибудь, обезумев, в ярости убивает нескольких бабуинов и себя.

Пост Президента неизменно навязывается особенно неприятным и непопулярным гражданам. Избрание Президентом – самые большие несчастье и позор, которые могут постигнуть островитянина. Унижения и бесчестье таковы, что мало кто из Президентов дожил до окончания своих полномочий – как правило, через год-другой они умирают из-за того, что сокрушен их дух. Экспедитор некогда был Президентом и прослужил все пять лет своего срока. Впоследствии он сменил имя и подвергся пластической операции, чтобы как можно глубже упрятать память о своем позоре.

– Да, конечно… мы вам заплатим, – говорил Экспедитору Марви.

– Только не волнуйтесь. Не исключено, что придется немного подождать…

– Не волнуйтесь! Немного подождать!.. Послушайте…

– Да, знаю, знаю. Финансовая компания изымает у вашей жены искусственную почку… А вашу бабушку выселяют из железных легких.

– Это довольно бестактно, старина… Сказать по правде, я жалею, что ввязался в это дело. В этом треклятом жире слишком много карболки. Как-то на прошлой неделе я зашел на таможню. Сунул в бак метловище, и жир тут же отъел конец. А вонь просто с ног сшибает – того и гляди шлепнешься на свою злосчастную задницу. Попробуйте, прогуляйтесь в районе порта.

– Я этого ни за что не сделаю! – проскрипел Марви.

В Зоне, дабы не потерять положение в обществе, ни в коем случае не следует прикасаться и даже близко подходить к тому, что продаешь. Сделать это – значит возбудить подозрения в розничной торговле, то есть в том, что ты – обычный разносчик. Большая часть товаров продается в Зоне через уличных разносчиков.

– Зачем вы мне все это рассказываете? Это же просто омерзительно! Пускай об этом заботятся розничные торговцы.

– Ну у вас-то все в лучшем виде, ребята, вам-то это с рук сойдет. А мне приходится думать о своей репутации… Тут будет отчего поволноваться.

– Вы, часом, не намекаете на то, что в этой операции есть нечто противозаконное?

– Да нет, не то чтобы противозаконное. Но что-то здесь нечисто. Явно нечисто.

– Вали-ка ты обратно на свой Остров, пока он не пал! Мы помним, как в туалетах на Площади ты торговал вразнос своей лиловой жопой по пять песет.

– И охотников тоже было не много, – вставил Лейф. Он произнес «тозе». Этого упоминания о своем островном происхождении Экспедитор вынести уже не смог… Он начал гордо выпрямляться, готовясь перевоплотиться в самого невозмутимого из английских аристократов и ледяным тоном произнести сжатую «сокрушительную речь», но взамен с языка у него сорвалось скулежное, визгливое рычание побитого пса. При свете добела накаленной ненависти стало видным его дооперационное лицо… Он принялся изрыгать проклятия на островном диалекте с его жуткими сдавленными, гортанными звуками.

Все островитяне утверждают, что не знают этого диалекта, а то и наотрез отрицают его существование. «Мы есть брита-анские, – говорят они. – Мы не иметь никакой проклятый дееалект».

В уголках рта у Экспедитора выступила пена. Он выплевывал шарики слюны, напоминавшие кусочки ваты. Зеленым облаком его обволокло зловоние материализовавшейся низости. От страха у Марви с Лейфом задрожали коленки.

– Он спятил , – задыхаясь, просипел Марви. – Пора отсюда валить.

Они дружно удирают, скрываясь в дымке, которая вьется над Зоной в зимние месяцы, как над холодными турецкими банями.

Карл Питерсон обнаружил у себя в ящике повестку с требованием в десять часов явиться к доктору Бенвею в Министерство душевной гигиены и профилактики…

«С чего это вдруг им что-то от меня понадобилось? – раздраженно подумал он… – Скорее всего, ошибка». Но он знал, что они не совершают ошибок… И, конечно, никогда не ошибаются личностью…

Карлу и в голову бы не пришло пренебречь вызовом, даже если бы неявка и не влекла за собой никакого наказания… Свободия была государством всеобщего благоденствия. Если гражданину хотелось чего-нибудь – от мешка костяной муки до партнера для секса, – соответствующее министерство готово было предложить эффективные услуги. Скрытая в таком всеохватывающем человеколюбии угроза подавляла даже мысли о бунте…