Тадеуш Конвицкий - Современный сонник

Чем дальше отступал во времени твой неосуществленный подвиг, тем явственней приобретал он форму зловещего анекдота и преследовал тебя, как кошмар. Ты хотел оправдать себя достойным действием, до конца завершенным, с подлинно серьезными последствиями. Аудитория, состоящая из твоих близких, друзей и знакомых, сочувствовала тебе.

Ранней зимой ты отправился в отряд поручика Бури. Встреча произошла на маленьком фольварке, где полно было старой мебели и книг. Под потолком висели связки колбас и порыжевшие куски сала. За столом — в кругу света, отбрасываемого керосиновой лампой, защищенной зеленым абажуром, — сестры-близнецы пели низкими голосами старинные польские песни. Хозяин, добродушный шляхтич с обветренным до черноты лицом, суетился, собирая угощение.

К полуночи постепенно сошлись все. Сперва, а может, вовсе и не сперва, явился молодой лесной Аполлон, франт в меховом комбинезоне немецкого летчика, в шлеме, лихо расстегнутом у подбородка. Звали его Смелый, и был он командиром группы. Потом пришло несколько крестьян, нагруженных продовольствием в таких размерах, словно они готовились к длительной отсидке в тюрьме. А позднее явился какой-то человек из города и привел пятнадцатилетнего паренька, кажется, единственного сына профессорской четы. Паренек сел за стол, достал карандаш и принялся старательно составлять список кличек, которыми можно было бы ему воспользоваться.

Но «старшая» из сестер-близнецов, с нежностью наблюдавшая за ним, вдруг прервала песню «Маленький беленький домик, помню тебя я всегда» и ущипнула его в щеку.

— Вот, бутуз, — сказала она. — Зацеловать бы тебя на смерть.

Тогда все дружно подхватили:

— Бутуз! Бутуз! Пусть так он и зовется.

Мальчик нахмурился, оттолкнул руку девушки и со слезами на глазах стал возражать. Не для того он полгода боролся с родителями, не для того голодал, не для того вымолил разрешение, чтобы сразу, в первый же день, всего лишиться из-за этой ужасной клички. Раньше все ему представлялось более возвышенным и мрачным. А тут, на тебе, Бутуз!

— Сними наушники, Бутуз, — посоветовал Смелый. — Простудишься.

И мальчик не только сорвал наушники, но извлек из кармана перчатки, носовой платок, шарфик, какие-то таблетки и все это швырнул в угол.

— Вы еще увидите, на что способен Бутуз! Узнаете Бутуза! — восклицал он, покраснев от гнева.

Это всех растрогало. Хозяин беззвучно хихикал, ремень так и ходил у него на животе, как неплотно посаженный хомут.

Потом Смелый встал из-за стола и долго застегивал свою амуницию. Сестры не сводили с него глаз. Из кухни врывались в комнату красные отсветы топившейся русской печи. По беленым стенам, как черти, шныряли кривые тени. Близнецы, подготовившись к минуте расставания, печально ударили по струнам.

— Только не ходите через Тургеляны, — сказал хозяин. — Там стоит немецкий гарнизон.

— Много их? — спросил Смелый.

— Человек пять.

Командир пренебрежительно махнул рукой. Потом внимательно посмотрел на своих людей.

— У меня в запасе один наган с пятью пулями, — торжественно сообщил он.

— Я, мне в городе обещали, — рванулся Бутуз.

Смелый ткнул в тебя пальцем.

— Ты, ты, — сказал он, видя, что ты колеблешься. — Я слышал, ты храбрый. Немецкому офицеру дал по морде. Значит, в твои руки.

И он протянул тебе изъеденный ржавчиной револьвер с барабаном, без кобуры.

Потом открытая местность, неровная, замерзшая земля, скупо побеленная инеем. Отряд двинулся навстречу Большой Медведице, висевшей над горизонтом. На затемненных хуторах лаяли собаки, ты даже слышал, как где-то вдали гнусавила гармонь. Пахло дымом и лесом.

Бутуз быстро-быстро семенил сзади, стараясь приноровиться к общему темпу движения. Наконец он нагнал тебя у запруды, вдоль которой ощетинились голые стволы вербы, и схватил за рукав.

— У тебя есть пистолет? — спросил он.

— Угу, — пробурчал ты в ответ.

— Хочешь со мной дружить?

Ты засмеялся, а он стиснул твой локоть.

— Я буду держаться подле тебя.

Потом вы долгое время шли рядом.

— Знаешь, я никогда не соглашусь, чтобы они меня так называли. Мне нужна настоящая кличка.

— Ну так придумай другую, получше.

— Я заслужу. Увидишь.

Над горизонтом взвилось синеватое зарево. Потом вынырнула пара голубых фар. Ты прильнул всем телом к оледеневшей кочке, а рядом по дороге проехал грузовик. Всей твоей группе впервые довелось притаиться перед врагом, так вас произвели в солдаты.

— Когда у нас будет оружие, этакий грузовик безнаказанно не проедет, — тихо сказал Бутуз и поежился, будто от холода. — Увидишь.

Вы долго еще шли, пока наконец откуда-то из глубины гнетущей сонной тишины не вырвалось пение, чужое, резанувшее ухо. Смелый остановился, а за ним и остальные. Он осветил фонариком карту. Неуверенно кашлянул.

— Тургеляны. Немцы не спят. Вероятно, празднуют.

Все молчали.

— Чтобы обойти их, придется шесть километров наложить.

— Проскочим деревню. Нас никто не заметит, — предложил Бутуз.

Крестьяне молчали.

— Правильно. А то я уже натер ногу, — добавил человек из города, который привел парнишку.

— Ну ладно, попытаемся, — решил Смелый и поставил на боевой взвод свой автомат.

Партизаны, буквально на цыпочках, прошли между первыми строениями.

— Есть у тебя пистолет? — шепнул Бутуз.

— Есть.

— Я буду возле тебя, помни.

Ты взвел курок. Рукоять быстро стала влажной в твоей судорожно стиснутой ладони. Ты слышал, как бьется твое сердце.

— Halt! Wer da? — подсек тебя внезапный окрик.

А потом все покатилось своим хаотическим порядком. Сверкнула автоматная очередь, которой ты не слышал, оглушенный никогда еще не испытанным волнением. Все стремительно отскочили в сторону, выламывая жерди забора, перебежали двор, где полно было удиравших собак, вбежали между редкими деревьями, которые осветила новая автоматная очередь — ее выпустили вам навстречу. И тогда все вы припали к заиндевелой земле и смотрели, как пьяные немцы ходят между деревьями, уныло перекликаясь. Кто-то выстрелил с вашей стороны, вероятно Смелый, и, словно под гипнозом, ты вместе с остальными — безоружными рванулся на несколько метров вперед, почти вплотную приблизившись к немцам.

Казалось, что свои перемешались с немцами. Сердце у тебя колотилось так сильно, что ты подумал, будто оно через тонкие ребра бьет по окаменевшей земле, гулкой, как пустая цистерна.

И тогда голос сознания, а вернее, еще сохранившееся чувство достоинства, напомнили тебе про пистолет. Ты вытянул вперед руку, крепко стиснувшую наган, и, напрягая зрение, искал подходящую цель. В нескольких шагах от себя, чуть впереди, чуть сбоку ты заметил какую-то фигуру, прижавшуюся к дереву. Ты направил дуло на ее нечеткое очертание и дважды нажал на спусковой крючок. Первое, что ты запомнил, — тот странный факт, что выстрелов не было слышно. Второе — то, что фигура врага отделилась от ствола дерева и очень медленно сползала на землю, совсем как пальто, сорвавшееся с вешалки.