Тадеуш Конвицкий - Современный сонник

— Ты добиваешься, чтобы я тебе сказал, будто я и есть тот человек, которого ты неизменно встречал в разные периоды своей жизни?

— Да, я того хочу.

— Ну ладно. Я покажу тебе след твоей пули. — Он рванул рубаху на груди. — Расскажу, как я лежал раненый на полу и слышал плач ребенка. Как я звал на помощь, а прохожие думали, будто это кричит пьяный за праздничным столом, как к моему дому подъехали люди, которые везли на санях замерзших парней Кмицица. Как я ехал среди обледенелых трупов, слизывая с их рук снег, потому что меня мучила лихорадка с кошмарами и бредовыми видениями. Я тебе припомню все наши встречи, когда я видел, что у тебя такие же глаза затравленного зверя, как и у меня, когда я предчувствовал, что судьба сведет нас и ты до конца жизни будешь искать меня, как я ищу своего очищения.

— Ты когда-то был другим.

— Я был и всегда остаюсь со слабыми.

Я слышал свой голос и удивлялся, что не испытываю облегчения. Мне казалось, что мы исчерпали весь запас кислорода в этой мрачной комнате и сейчас задохнемся.

— Чего ты еще от меня хочешь? — спросил он, тяжело ворочая языком.

— Не знаю. Пожалуй, больше ничего. Хотя я совершенно иначе представлял себе эту минуту.

За окном метался голос кларнета, сливаясь с шумом реки. Продолговатый солнечный луч уже дополз до дверей, ведущих в сени, и стал взбираться на почерневшие сосновые доски.

— Я давно уже ищу и тебя и его. Сперва в своих воспоминаниях, потом в рассказах людей и на страницах газет. Каждую фамилию я принимал за вашу. Потом я искал вас в маленьких городках, вроде нашего, который все мы навсегда покинули. Мне часто кажется, что пережитое мною можно сравнить с горсткой камней, которые я добыл со дна реки и до конца дней буду раскладывать их, всякий раз в новых комбинациях, и искать смысла, управляющего моими действиями.

Где-то за стеной послышались чьи-то шаги. Мы оба взглянули на окно. Сквозь сетку дикого винограда сочился мерцающий зной, от которого пахло гарью. Потом мы ждали, пока отворятся двери и она появится на пороге. Длилось это очень долго. Его лоб с нависшими над ним черными кудрявыми волосами покрылся потом. Дверь так и не отворилась. Я подошел к нему и протянул руку.

— Спасибо тебе, — сказал я и мне внезапно не хватило нужных слов. Он, однако, не подал мне руки. — Спасибо, — повторил я.

— За что ты меня благодаришь?

— Я хотел обязательно с тобой встретиться.

Он приложил руку к резко дергавшейся щеке.

— Видишь, — хрипло произнес он. — Я мог бы тебе солгать и оставить все как есть. Но ты ведь не нуждаешься в легком утешении, правда?

Я молчал, пытаясь раскрыть слипшиеся губы. Сердце у меня билось быстро и неровно.

— Я не тот, кого ты ищешь. Я вижу твой страх и беззащитность и без труда мог бы уверить тебя, будто сыграл какую-то роль в твоей жизни. Но я думаю, полезнее будет, если ты действительно найдешь то, что тебе нужно. Итак, пускайся в дальнейший путь, быть может, ты уже недалек от цели.

— Лжешь! — крикнул я.

Вдруг он оскалил зубы, словно сдерживая невыносимую боль.

— В каждом человеке ты будешь видеть тех, кого обидел. Каждое лицо тебе покажется знакомым, в каждом ты обнаружишь следы муки, которую ты причинил. Ты знаешь, что тебя гонит с места на место? Сказать тебе?

Я бросился к нему, ухватил его за рубашку на груди, но он с неслыханной силой оттолкнул меня, откинулся назад и стоял некоторое время, пошатываясь, странно щеря зубы. Он нервно ударял линейкой по смятым брюкам, словно выколачивая из них пыль. Потом бессвязно пролепетал несколько слов и как-то угловато, всем телом, навалился на дверь в соседнюю комнату. Дверь дрогнула, качнулась, а потом плотно захлопнулась.

Я сел на табурет и смотрел в окошко, ожидая, когда же она вернется. Отсюда мне был виден склон луга, могильный курган повстанцев и голубой, реденький дым над тлеющим торфяником.

Из соседней комнаты, в которой он скрылся, доносилось нечто вроде бессвязного лепета и приглушенный стук, словно кто-то лениво молотил стебли гороха.

Ждал я так очень долго. Мне бы давно следовало уйти, но какая-то сила удерживала меня, требуя, чтобы я довел дело до конца. Я снова стал разглядывать скромное убранство комнаты, выискивая в ней хоть самое косвенное подтверждение моей догадки.

— А может, он прав? — вполголоса спрашивал я себя. — Может, это несущественно, живы ли они или давно уже умерли.

И я стал заново вспоминать прошлое, сопоставляя тогдашние факты с его сегодняшним поведением. Я чувствовал, что меня сбили с толку и обманули. И тем большая злоба поднималась во мне против него.

Луч солнца вполз уже на стену над дверью, в окне повис растрепанный моток красного солнца, а Юзеф Царь все еще не возвращался.

Когда я наконец решил, что он давно уже куда-то ушел и нет смысла дольше ждать, дверь скрипнула.

Я быстро посмотрел в ту сторону. Он вошел покачиваясь, как после длительной болезни, и с удивлением посмотрел на меня.

— Ах, это вы? Здравствуйте.

— Здравствуйте, — растерянно сказал я.

Слегка охнув, он сел на топчан и отложил в сторону линейку, почерневшую в нескольких местах.

— Страшная жара сегодня, — сказал он усталым голосом.

И мне показалось, что на губах его сверкнуло что-то ярко-алое. Я подумал даже, что это, возможно, отблеск заходящего солнца.

— Вы ходили к реке? — прозвучал вопрос.

Он смотрел на меня равнодушным взглядом человека, вернувшегося из далекого путешествия.

— Да, я был на Соле.

— На том берегу все больше людей и машин.

Звук кларнета ворвался в комнату, и ему тихо ответил какой-то стеклянный сосуд.

— Мне что-то нездоровится, — сказал со вздохом Юзеф Царь. — Вы зайдите к нам как-нибудь. Мы с Юстиной будем очень рады. Вы ей нравитесь.

Я стремительно встал. Он рассеянно взглянул на мои стиснутые кулаки и зевнул, и я с ужасом заметил, что рот у него полон липкой крови.

Не знаю почему, но я решил ни о чем больше не спрашивать. Он упал навзничь на топчан и мертвенным взглядом смотрел на меня из-под прищуренных век.

— Вы говорили о своем отъезде, — тихо сказал он.

— Да? Не помню.

— Может, мне показалось.

Из темного угла вылетел комар и назойливо зазвенел у меня над головой.

— Приходите к нам на реку. Мы там молимся каждый день.

Я вытер лицо рукавом рубахи. Комар пел мне прямо в ухо.

— Жаль, что вы уезжаете, — шепотом сказал он. Потом добавил: — А может, оно и лучше.

Мне хотелось схватить его под обе руки, поднять и крикнуть прямо в лицо, что я никуда не уеду, что я тут останусь, что я еще глубже погряз в делах этой долины. Но он снова зевнул, не стесняясь моего присутствия, и я снова увидел рот в крови.

Я вышел не попрощавшись.

Все кругом засохло и почернело. Только возле монастыря сверкали редкие прямоугольники озимых. И казалось, что оттуда, от этой пронзительной зелени, тянет легким холодком, который робко пощипывает мою мокрую спину.