Олег Чистов - Вернуться домой

Вернулся к своим спутникам.

— Ты видел, что там? — спросил меня настоятель, протягивая мне ладанку.

— Не видел, но знаю, что там.

Взял в руку вещицу, щелкнул замочком. На дне ладанки — овальная фотография, вырезанная, скорее всего, детской рукой из обычной, прямоугольной. Женщина лет сорока с небольшим. Симпатичная. Короткая стрижка, светлые, слегка вьющиеся волосы. Глаза весело смотрят в объектив, она улыбается. К ее плечу жмется девочка лет двенадцати, мамина копия, светлые волосы собраны в косу, перекинуты через плечо на грудь. Лучистые со смешинкой глаза. Ей очень хочется выглядеть по-взрослому серьезной, но ничего не получается. На обратной стороне фотографии мелким каллиграфическим почерком выведены все адресные данные. Щелкаю замком и возвращаю ладанку настоятелю. Я увидел то, что и ожидал увидеть.

Став уже достаточно взрослым, я не мог без содрогания смотреть кадры военных фильмов, где почтальон приносит в дом похоронку. Не мог понять, как они это могли делать. Не мог представить себя на их месте. Позднее не мог представить себя на месте военкома, стучащегося в дверь бывшего своего призывника. На месте офицера, сопровождающего на Родину «Груз-200», во времена Афгана, а потом и Чечни. И вот теперь я оказываюсь в этом положении. Непроизвольный озноб пробегает по телу. В голове проносится: «Ты все же посторонний человек, ты как почтальон в фильме про войну, а каково же было Николаю?» Опять пытаюсь его оправдать.

Дьякон осторожно берет меня под локоток.

— Наверное, надо возвращаться в храм, свечечки поставить по усопшим.

— Да-да, конечно, пойдемте.

Я в центре, священники по бокам, так и движемся по аллейке в сторону храма.

— Вы, наверное, больше и лучше знали Николая, — утвердительно спросил дьячок.

— Да, я думаю, он рассказал мне о себе все или почти все.

— Если вы не очень торопитесь…

— Я, конечно, расскажу вам о нем все что знаю. Теперь уже можно.

Некоторое время шли молча. О чем думали священники, не знаю, а в моей голове пульсировала только одна мысль: «И что мне теперь делать?»

Не выполнить последнюю просьбу Николая я не мог, как бы тяжела она ни была. Просто переслать все по почте на указанный адрес с коротким письмом, объясняя, как это все ко мне попало — это сделать можно, но что потом делать с собственной совестью, ведь загрызет, замучает. Понятно, что близким людям того парня не только эти вещи нужны, как память о сыне, брате. Не только этот крестик на карте, означающий место гибели родного им человека. С ними нужно говорить, объяснять, рассказывать, пытаться оправдать в чем-то Николая. По силам ли мне это? Как к этому подступиться? Вопросов в голове много, а ответов пока нет. Ничего в голову не приходит. Решил немного отвлечься, расспросить кое о чем священников. Повернувшись к настоятелю, спросил:

— Кто-нибудь за это время искал могилу Николая, спрашивал о нем?

— Да, было такое дело. Приезжала одна французская семья, но меня в тот день в храме не было, уезжал я куда-то, а вот брат Станислав был с ними, сопроводил их к могилке, — и, обращаясь к дьяку, добавил: — Расскажи-ка, дьяче, молодому человеку, тебе-то сподручней будет.

— Расскажу, конечно, это дело не трудное, вот только притомился я что-то, ноги совсем не держат, на лавочку присесть бы.

— Так не спешим мы вроде никуда, присядем, отдохнем, вот ты и расскажешь, — пробасил настоятель.

Прошли чуть вперед и сели на первую же встретившуюся. Брат Станислав — как рассказчик — в центре, мы с настоятелем по бокам. Откинувшись на спинку лавочки, дьяк, немного отдышавшись, чуть повернул голову в сторону шефа, сказал:

— Рассказывать, наверное, надо, чуть отступив назад, чтобы понятней молодому человеку было?

— Так вот и рассказывай, как считаешь нужным. Тебе же ведомо все не менее моего.

Снял с головы высокий головной убор, положил рядом на лавку. Из глубокого кармана рясы извлек большой клетчатый носовой платок и, отдуваясь, промокнул им обширную лысину и шею:

— Ух, взопрел я, еще и лето не наступило толком, а уже духота.

— А как же Вы будете службу править в Ницце, куда Вас собираются перевести, там еще большая духота и влажность, — спросил дьяк.

— Да сколько еще воды до этого времени утечет, да и море там — все посвежей, будет.

— Море — это хорошо, вот только моложе вы к тому сроку не станете, — улыбнувшись, тихо добавил брат Станислав.

— Ох, и добрый ты у меня, нет чтобы посочувствовать, так он, наоборот, подтрунивает над пастырем. А я вот что сделаю: если будут переводить, так я тебя с собой возьму, не одному же мне там на жаре мучиться… Ладно, хватит об этом, давай рассказывай, человек-то ждет.

— Уж и не помню сейчас, да и неважно это, наверное, через день или через два после похорон пришел к нам в храм нотариус. Староста храма провел его в кабинет настоятеля. Представился нам поручителем покойного Николая. Мы же ничего не знали, а оказывается, у Николая было недвижимое и движимое имущество и составлено завещание. Вот он нам его и зачитал. Квартиру и машину он завещал продать и деньги разделить между фондом ветеранов иностранного легиона и нашим храмом. Деньги должны быть направлены на уход за могилами и ремонт храма, а все книги, коллекцию русских фильмов и фотографии передать какому-то французу. Через несколько месяцев мы действительно получили на наш счет в банке приличную сумму.

В тот день батюшки в храме действительно не было, а я находился у главного входа, наблюдая за садовником и его помощником. Мужчины подстригали кусты. На парковку подъехали две большие дорогие машины. Из первой вышел молодой прихрамывающий мужчина. Открыл заднюю дверь салона и помог выйти маленькому мальчику, затем из салона выбралась молодая женщина с малышом на руках. Из багажника достал две раскладные детские коляски и пересадил в них деток. В это время из-за руля второй машины вышел пожилой, но еще очень крепкий мужчина, а с пассажирского кресла — высокий и очень пожилой. Последний был примерно моим ровесником, не меньше. Вот такой группкой они и направились ко мне. Подошли, поздоровались. Солидный мужчина представился сам и представил всех взрослых спутников. Молодой человек был ему сыном, женщина — невесткой, а очень пожилого господина представил как старинного друга семьи. Спросил, как можно пройти к могилке, назвал имя — фамилию. Я так сразу даже и не понял, кого они имеют в виду, но потом до меня дошло, что ищут Николая. Вот я их и повел.

Было понятно, что люди впервые на нашем кладбище… Мы с главой семейства шли немного впереди остальной группы и разговаривали, а пара с детьми и стариком немного отстали. Посетители крутили головами, читая надписи на надгробьях, тихо переговаривались. Мой спутник рассказал мне, что о смерти Николая они узнали от нотариуса и сразу поспешили в Париж. Но никаких подробностей и обстоятельств смерти Николая юрист им не мог сообщить. А для их семьи очень важно знать о Николае как можно больше, они все очень многим обязаны ему. Сын, служивший с Николаем несколько лет, обязан ему жизнью. Николай спас его в одном из боев. Он, отец, до гроба будет помнить это. Будет всегда помнить и то, что именно Николай впоследствии сумел встряхнуть, вывести его сына-инвалида из глубочайшей депрессии, вернул к нормальной жизни. В результате чего сын женился на прекрасной женщине, которая уже давно любила его сына и отчаялась уже услышать о взаимных чувствах от молодого человека. Рассказал, что Николай был свидетелем на свадьбе, а когда родился первенец, сын дал ему имя Николя. А вот уже второй малыш получил имя деда. Мужчина быстро обернулся и, заговорщически наклонившись ко мне, тихо добавил: «И слава Богу, они, кажется, не думают на этом останавливаться. Признаюсь вам, я очень жду внучку. Разве это все не счастье? А если бы не Николай, было бы оно возможно? Теперь возьмем нашего Артура, я представил его вам как друга семьи. На самом же деле он для нас давно уже член семьи, он наш старикан — еще меня нянчил. Ему уже хорошо за восемьдесят, но после всех радостных событий он приободрился и сейчас даже хорохорится и обещает дожить до того дня, когда встретит маленького Николя на пороге нашего дома после первого урока в колледже. И этими счастливыми годами Артур тоже обязан Николаю, — как бы подводя черту, закончил так: — Теперь вы знаете, кем был Николай для нашей семьи. Хотелось бы услышать от вас как можно больше о нем и как случилось несчастье».