Мишель Монтень - Путевой дневник. Путешествие Мишеля де Монтеня в Германию и Италию [litres]

Они имеют также в нескольких местах по ходу этих канальцев маленькие каменные будки, где закрывают, а потом открывают отдушины этого канала, и от пара и жара сильно потеют; это такие сухие парильни, которых они там имеют несколько видов. Но главное, что тут используют, – это грязь. Ее берут из большой открытой емкости под домом, черпают оттуда неким орудием и относят в соседнее помещение. Там у них имеется много деревянных инструментов, пригодных для ног, рук, бедер и прочих частей тела, чтобы обмазывать их, наполнив весь этот деревянный сосуд сказанной грязью, которую по необходимости обновляют. Эта грязь так же черна, как барботанская [328], однако более жирная и не такая зернистая, менее теплая и почти не имеет запаха. Все эти воды не имеют больших удобств, кроме близости Венеции; все здесь грубо и уныло.

Они уехали из Баттальи после завтрака и проследовали дальше вдоль того же канала. Довольно близко оттуда они встретили мост с каналом, который называют двухпутным каналом, поднятым с обеих сторон. В этом месте снаружи сделали дороги на уровне тех дорог, которыми следуют путешественники. Внутренние дороги спускаются до самого дна этого канала, туда, где начинается каменный мост на двух арках, а по мосту проложен канал, по которому течет вода. Сверху от одной арки до другой над этим каналом перекинут другой мост, очень высокий: по нему проходят люди, желающие перейти через канал, а под ним – суда, следующие по каналу. В глубине этой равнины имеется другой большой ручей, текущий с гор, русло которого и пересекает этот канал. Чтобы не прерывать его течения, был сделан каменный мост, по которому течет вода канала, а под ним течет этот ручей, пересекая его по ложу, облицованному по бокам деревом, так, чтобы этот ручей был способен нести лодки, там довольно места и в ширину, и в высоту. И к тому же по каналу постоянно проходят другие лодки, а по своду наиболее высокого из мостов – кареты, так что там имеются три пути один над другим [329].

Оттуда, по-прежнему держа этот канал по правую руку, мы [330]проехали мимо Монселиче, местечка, лежащего на равнине, но обводные стены которого идут до верха некоей горы и включают в себя старый замок, который принадлежал былым сеньорам этого городка: в настоящее время это всего лишь развалины [331]. Оставив горы по правую руку, мы свернули налево и проследовали далее приподнятым, красивым и ровным путем, наверняка тенистым в [жаркую] пору; рядом с нами раскинулись очень плодородные равнины, где по обычаю этой страны среди хлебных полей много посаженных ровными рядами деревьев, на которых висят виноградные лозы. Большие быки серого цвета здесь столь обычны, что я уже не находил странными тех, что видел у эрцгерцога Фердинанда [332]. Мы встретились на насыпи, где по обе стороны дороги простираются болота, имеющие в ширину пятнадцать миль, и тянутся дальше насколько хватает глаз. В свое время это были большие озера, но Синьория попыталась их осушить, чтобы превратить в пашню, и кое-где им это удалось, хотя и очень мало. Теперь это бесконечное пространство – грязное, бесплодное и заросшее камышом.

Они больше потеряли, нежели приобрели, пожелав изменить то, что имели.

Через реку Адидже, протекавшую по нашу правую руку, мы проехали по мосту, опорой которому служат две небольшие баржи на пятнадцать – двадцать лошадей; их удерживает канат, протянутый над водой к берегу и закрепленный в ста с лишним шагах оттуда; а чтобы не давать ему намокать, в промежутке поставлено много маленьких лодок, которые рогатками поддерживают этот длинный канат. Оттуда мы приехали на ночлег в

РОВИГО, двадцать пять миль, маленький городок, принадлежащий все той же Синьории [333].

[Мы устроились снаружи.] Они начали с того, что подали нам соль куском, которую берут, как сахар. Нет никакого изобилия мяса, как во Франции, хотя тут и привыкли говорить обратное, а еще они не смазывают салом жаркое, правда, это ничуть не отнимает у него вкуса. Из-за отсутствия стекол и оконных ставней их комнаты не так чисты, как во Франции; постели лучше сделаны, более ровные, наверняка из-за матрасов, но зато у них тут только плохо сотканные маленькие занавеси, и они экономят на белом постельном белье. Кто путешествует один или с малой свитой, его тут вообще не получает. Дороговизна как во Франции или чуть больше.

Это родина добрейшего Целиуса, который назвал себя Родигинусом [334]; город довольно красив, имеется прекрасная площадь; через него протекает река Адидже.

Утром во вторник, 15 ноября, мы уехали оттуда и, проделав долгий путь по дороге, напоминающей ту, что ведет в Блуа, пересекли сначала реку Адидже, которую встретили по нашу правую руку, а потом реку По, встреченную слева, по мостам, похожим на те, что были накануне, разве что тут на мосту имеется будка, в которой платят пошлину за проезд согласно напечатанному и обязательному к исполнению указу, который они предъявляют, попросту останавливая проплывающие суда, чтобы насчитать им плату и взять деньги до того, как те пристанут [335]. Спустившись на низменную равнину, где, похоже, в дождливую погоду дорога становится непроезжей, мы за один перегон добрались к вечеру до Феррары.

ФЕРРАРА, двадцать миль. Тут из-за их требования предъявить паспорта и свидетельство о здоровье нас надолго задержали у городских ворот, как и всех, кто въезжает. Город величиной с Тур, местоположение весьма равнинное; много дворцов; улицы по большей части широкие и прямые, весьма многолюдные.

В среду утром г-да д’Эстиссак и де Монтень отправились целовать руки герцогу [336], собираясь сообщить ему о своих намерениях. Герцог отправил своего придворного встретить их и провести в свой кабинет, где был с двумя или тремя людьми. Мы прошли через множество закрытых покоев, где было много хорошо одетых дворян. Нас впустили. Мы нашли герцога стоящим у стола, где он их поджидал. Он поприветствовал их, когда они вошли, и все время оставался с непокрытой головой, пока г-н де Монтень говорил с ним, что было довольно долго. Герцог спросил в первую очередь: понимает ли он его язык, и когда ему было отвечено, что да, он очень красноречиво сказал им по-итальянски, что очень охотно видит дворян этой нации, будучи слугой христианнейшего короля [337], которому он очень обязан и благодарен. Они поговорили еще о многом другом, после чего удалились; сеньор герцог так и не покрыл голову.

Мы видели в одной церкви изображение Ариосто, у него тут чуть более полное лицо, чем в его книгах; он умер в возрасте пятидесяти восьми лет 6 июня 1533 года [338].

Они тут подают фрукты на тарелках. Все улицы вымощены кирпичом. В Падуе очень много аркад, которые непрерывны и служат большому удобству, чтобы прогуливаться при любой погоде под кровом и, надобно сказать, без помета [под ногами]. В Венеции улицы и мостовые такие же и тоже сделаны под уклон, так что на них никогда нет грязи. Я забыл сказать о Венеции, что в тот день, когда мы оттуда уехали, нам встретилось на нашем пути много барок, которые все везли в своих недрах груз пресной воды: груз одной такой лодки в Венеции стоит один экю, и этой водой пользуются, чтобы пить или красить ткани. Будучи в Ка’ Фузине, мы видели, как там при помощи лошадей, беспрестанно крутящих колесо, черпают воду из ручья и наливают ее в сказанные лодки, встающие внизу, в канале.