Авраам Иегошуа - Дружественный огонь [litres]

Дебора Беннет была искренне рада серым иерусалимским днем заполнить свою квартиру всей этой пышущей здоровьем молодежной бандой.

– Как это ты ухитрился добыть себе таких замечательных внуков, – приставала она к Яари, как если бы подобная привлекательность никогда не была свойственна его семье.

А дети сразу потянулись к живой старой леди, которая тут же им вручила по плитке шоколада, а потом, через спальню, повела к малюсенькому лифту, придуманному их собственным прадедушкой.

Через коридор между гостиной и спальней они миновали приемную; через открытую дверь можно было увидеть величественную, хотя и несколько излишне тяжеловесную даму, сидевшую в глубоком кресле; она курила сигарету, вставленную в длинный мундштук. Хозяйка дома представила ее гостям.

– Это миссис Кариди, давнишний пациент, со временем превратившийся в друга; когда-то я заботилась о ней, теперь уже она заботится обо мне.

Дама в кресле извергла из обеих ноздрей клубы дыма, хрипло рассмеялась смехом заядлого курильщика и взмахами руки принялась разгонять дым.

В спальне двери кладовки были распахнуты, а небольшая решетка отодвинута в сторону – это и был тот самый лифт, и в данный момент в нем было установлено миниатюрное кресло. «Смелей, ребята, – пригласила детей хозяйка, – давайте, давайте, сейчас поднимемся на крышу». Приглашение относилось не только ко внукам Яари, но равным образом и к нему самому.

– Может быть, вам даже повезет, – не упустил случая пошутить специалист по лифтам, – и вы услышите, как завывает попавший на сковородку кот.

Нета не спешила принять приглашение и прижалась к матери, но Нади не потерял доверие к деду и вместе с ним вошел в лифт. Яари задвинул решетку и нажал на правую кнопку. И снова, сильно дернувшись, лифт начал подъем, подрагивая и трясясь, сопровождая движение воем и визгом на всем протяжении подъема на крышу.

Испуганный внук вцепился в руку деда, что заставило Яари притянуть к себе озорника, а тот для верности обнял свободной рукой его ногу. И так, прижавшись друг к другу, они вышли на крышу, откуда открывался фантастический вид на погружающийся в предзакатные сумерки город. Холодный ветер уже просвистывал меж водяных цистерн, и Яари поднял мальчика, чтобы он не споткнулся о толстые черные кабели, тянущиеся к спутниковым телевизионным тарелкам. «Посмотри… вот это – старый кнессет», – говорил он, показывая на темнеющее здание. Снизу из квартиры донесся звонок – дедушку просили захлопнуть решетку, чтобы там могли вызвать лифт обратно. Вслед за этим на крышу высадился целый десант, ведомый старой «девчушкой», закутавшейся в живописную цветастую накидку. Нофар и Эфрат были восхищены, как если бы оказались на великой вершине, причем Нофар была искренне огорчена тем, что вновь возведенные постройки закрывают пейзажи Старого города и его древних стен, где с наступлением темноты зажгли огромную ханукальную свечу на башне Давида. «Сколько свечей должно у нас гореть сегодня?» – спросила Эфрат. «Вечером, – напомнила ей Нета, – мы должны зажечь шестую». «Ну, так давайте сделаем это у себя дома, – сказала ей мать. – Так что нам пора возвращаться».

Ночь надвигалась стремительно. В просветах меж туч проглядывали уже первые звезды, и свет их озарял улицы. В Иерусалиме воздух прохладен, но сух, дует слабый ветерок, и все, кроме Нофар, одеты соответственно погоде. Она снова подхватила племянника в любящие объятия, покачивая на руках, как в колыбели, в воздухе, совсем близко от перил ограждения. «Ну, хватит, хватит уже, – буркнул ее отец, – это тебе не игрушка. И весит он немало – кончится тем, что ты повредишь спину».

Еще картина: внезапно появляется заслуженная пациентка. Возникает, материализуется на крыше из ничего. Миссис Каради. В зубах – новая сигарета, мундштук все тот же. Ветер разносит табачный дым. Подобно китобойной шлюпке, округлая дама рассекает воздушные волны; огонек сигареты заменяет одинокий фонарь на носу судна, неспешно лавирующего меж цистерн с водой и телевизионных спутниковых тарелок. И потом раздается ее хриплый прокуренный бас, сопровождаемый взмахами руки:

– Ребята, – взывает она, – быстрее ко мне. Сейчас увидите такое!.. Огонь…

И действительно – достойная эта дама обнаружила просвет меж каменной занавески новостроек, скрывавших возможность увидеть древние стены Старого города – просвет, который позволил всем увидеть шесть поражающих своим великолепием огромных свечей, венчающих празднование великого праздника хануки.

Даниэла вышла на дорогу, пока ее зять разворачивал машину на сто восемьдесят градусов.

– Чуть-чуть вернемся обратно, – так прокомментировал он свои маневры, – если не сможем обнаружить развилку, на которой заблудились, подождем, пока люди не доберутся до нас с фермы и не проводят домой. Не дергайся, такое случалось уже не раз, когда машину вела Сиджиин Куанг – и она всегда находила дорогу. А кроме того, я узнал вон тот холм, сбоку от нас, он виден мне из кровати. Да и ты должна его узнать – ты же спала в моей комнате четыре ночи.

Машина ползла по дороге, но после того, как были оставлены позади около двух километров, они оказались у непонятного, распахнутого на все четыре стороны перекрестка, у которого прежде не проезжали. Ирми затормозил, выключил двигатель и сказал: «Ну, вот. Все. Приехали». И вслед за этим из ящика с инструментами он вытащил завернутый в промасленную тряпку большой пистолет, сказав: «Я всегда забываю, как им безопасно пользоваться, поэтому эту штуку почти никогда не применяю. Но если какой-нибудь зверь захочет познакомиться с нами поближе, мы, пожалуй, сумеем внушить ему должное к нам почтение». Затем он достал откуда-то полевой передатчик и включил, вспыхнувший красной лампочкой, световой сигнал. «Так же, как и пистолет, это сувенир со времен британской империи. Или даже с германской, но достаточно чудотворный… а главное – он работает!»

Внезапно приемник испустил хриплый вой, закончившийся какой-то фразой, побудившей Ирмиягу щелкнуть переключателем и идентифицировать себя несколькими словами, произносимыми по-английски.

– Рановато еще для них начинать о нас тревожиться, – объяснил он свояченице, – но скоро, как только стемнеет, до них дойдет, что мы не вернулись, и тогда кто-нибудь выйдет с нами на связь. Не трусь, мы ведь и в самом деле неподалеку… никакая опасность нам не грозит.

– А я и не трушу, – спокойно ответила ему Даниэла, – всегда была уверена, что Шули, так же, впрочем, как и я, выбрала себе надежного мужа.

Они тихо устроились в машине, наблюдая, как пурпур окрашивает небеса. Даниэла чувствовала, что у ее зятя хорошее настроение – возможно, потому, что весь свой гнев он излил на пророков, особенно на того, который передал ему свое имя. И тогда, мягко повернувшись к нему, она, набравшись мужества, спросила: «Скажи мне, но только если это будет для тебя не слишком тяжело – знаешь ли ты сейчас, что на самом деле случилось той ночью с Эялем?»