Авраам Иегошуа - Дружественный огонь [litres]

– Ты говоришь о «Книгах Пророков?» Боюсь, что уже и не вспомню, когда читала ее после получения аттестата зрелости.

– Со мной было то же самое, пока не убили Эяля. Вот тогда я и перечитал их снова. Одного за другим, и в один прекрасный день совершенно неожиданно увидел, какое глубокое проклятие поразило потомство, гены этих людей.

– После того, как Эяля убили, ты принялся изучать пророков?

– Недолго и совсем немного, но очень интенсивно. Начало этому положил заместитель директора, точнее даже – генерального директора министерства иностранных дел, очень вежливый и очень религиозный человек, который однажды предложил собрать миньян [20] Минья́н ( ивр. – счет) – в иудаизме кворум из десяти взрослых мужчин, необходимый для общественного богослужения и для ряда религиозных церемоний. у нас в доме во время, когда мы держали семидневную поминальную шиву , и поскольку он был моим непосредственным начальником, и я знал, что если я рассчитываю получить какое-нибудь еще назначение на должность за границей, то именно от него будет зависеть, получу я ее или нет, я не мог отказать ему. Да я и не хотел этого делать… вот только я не учел, что суббота пришлась как раз на самую середину шивы , оставив лишь четыре утра для произнесения поминальных молитв. И поскольку он, кроме всего прочего, не стал настаивать, чтобы я наложил на себя филактерии [21] Филактерии ( греч .), или тфили́н ( ивр .) – элемент молитвенного облачения иудея: две маленькие коробочки из выкрашенной черной краской кожи, содержащие написанные на пергаменте отрывки из Библии. , я сказал ему: «пожалуйста, почему бы и нет?» Вы двое оставались в гостинице, в Иерусалиме, и Амоц, перед тем как прибыть к поминальной молитве, познакомился с ним и, кажется, даже подружился.

– Его имя было случайно не Михаэли? Или Рафаэли?

– Рафаэли. Да, точно – Рафаэли. Я никогда не мог понять, как ты ухитряешься помнить такие абсолютно никому не известные имена.

– Это из-за преподавания. Все эти заседания, на которых решается судьба учеников, которых я больше никогда не увижу. Рафаэли. К слову – Амоцу он тоже понравился.

– Да я ведь и говорю – он человек хороший. Даже после того, как шива закончилась, он продолжал знакомить меня с религиозными предписаниями, инструкциями. Очень тактично, без всякого давления и, что еще более важно, без обычных при этом сентиментальных слюней. «Именно сейчас, когда ты переживаешь свое горе, – сказал он мне, – разреши мне познакомить тебя с текстами, о которых раньше, боюсь, ты даже не слыхал, но которые, возможно, облегчат тебе твою ношу».

И затем я, в самом деле, получил от него множество разнообразных распечаток и оригинальных текстов из современных журналов, о которых иногда даже спорил с ним, но вскоре мне стало совершенно ясно: этот путь – не для меня. Мост между неверующим и новообращенным к вере – неустойчив и хрупок. И тогда я сказал ему: «слушай, дружище, может быть, следует вернуться к началу, снова почитать хоть немного саму Библию, и тогда мы начнем с тобой все сначала?..»

Вот так я начал снова читать Библию с самого-самого начала. «Книга Бытия» оказалась просто прекрасной. Наши предки, матери, сыновья и их невесты, братья и сестры, соперничество и зависть. Кроме всего прочего, мне показалось, что отцы не проявляли слишком уж большого интереса к делам своих сыновей, за исключением Иакова и Иосифа, а если кто-нибудь из отпрысков учинял бесовство и кровопролитие, его изгоняли из дома или лишали поддержки и благословения.

Вслед за этим я – не слишком глубоко – погрузился в Тору, Пятикнижие Моисеево, откуда узнал о сражениях и конфликтах, начавшихся между Моисеем и толпой, которая «вышла из Египта» с ним вместе, рассчитывая, что он приведет их тут же к котлам, полным мяса, приправленного подливкой из лука и чеснока, но обрела вместо этого жесткую религию. Эти убогие души чувствовали, похоже, что вскоре выпадет на их долю, и начали восставать против этой, имеющей мировое значение, религии, с ее авторитетной и требовательной верой, скрепившей, словно булавкой, всю небольшую группу людей. Любопытно, что этот Рафаэли при всей его религиозности, сам рассказывал мне о существовании смелой теории, утверждающей, что Моисей не умер естественной смертью, а его прикончили сыны Израилевы. Мне так и хотелось сказать ему: «Если так, то они поступили плохо, ибо им стоило сделать это на тридцать, а то и на сорок лет раньше».

Но я не сказал ничего.

Единственное доброе слово, которого заслуживают все эти истории, изложенные в Торе, так это что язык их чист и не перегружен высокопарностью. Он правдив, точен и нет в нем многозначительной двусмысленности, которая так часто встречается в «Книгах Пророков». В Торе тоже содержится достаточно упреков и проклятий, но все они собраны в одном месте, а надежды и утешения – в другом, и так же устроен этот мир.

А потом я познакомился немного с текстами Иисуса Навина и остальных судей. Эти маленькие войны тоже совершенно удивительны; они все время вспыхивают то здесь, то там на земле Израиля, ни дать ни взять, как и сегодня, и тогда неизбежно в каком-нибудь отдельном тихом городке появляется местный судья. Эхуд, Гедеон, Дебора, Иеффай, Самсон, призванные восстановить справедливость, а затем исчезнуть. Этакое демократическое коловращение…

Машина добралась до новой развилки и остановилась. Что это? Водитель прервал поток своего красноречия. Куда это их занесло? Он приложил ко лбу ладонь, вперив свой взгляд в горизонт.

– Ты ничего не сможешь разглядеть сквозь запыленное ветровое стекло, – сказала Даниэла, попросив шофера дать ей воды и какую-нибудь тряпку. Ирми вытащил грязный лоскут из-под своего сиденья и вручил его Даниэле вместе с армейской флягой, и она принялась поливать лобовое стекло, заодно соскребая с него останки мертвых жуков. Ирмиягу выбрался наружу и побрел вдоль дороги, уходившей налево, пытаясь отыскать следы шин, оставленных «лендровером»; вернувшись, он проделал то же самое, с ответвлением, уходившим направо от развилки.

– Если тебе кажется, что мы ошиблись, попробуй вспомнить, где это началось, – сказал он Даниэле с упреком, после того как повернул машину налево, потеряв, похоже, уверенность в том, что они двигаются в правильном направлении. – Сиджиин Куанг так увлеклась борьбой за то, чтобы убедить свою арабскую пациентку остаться в лечебнице, что не позаботилась снабдить парочку евреев достаточными сведениями о ведущем обратно пути.

– И тем не менее, – сказала иронически улыбаясь Даниэла, – я счастлива услышать, что благодаря этому ты назвал себя евреем.

– Но я стряхну это с себя. Скоро ты станешь свидетельницей, как я превращусь в музунгу для евреев.