Эрих Ремарк - Жизнь взаймы, или У неба любимчиков нет

– Мой дядюшка Гастон собирается устроить ради меня небольшой прием, – сообщила Лилиан пару вечеров спустя.

– Вот как?

– Да. Хочет выдать меня замуж.

– Все еще?

– Сильнее, чем прежде! Боится, что я не только сама разорюсь, но и его разорю, если и дальше буду покупать платья.

Они сидели в кафе «Вефур». Как и в первый раз, им подали камбалу с жареным миндалем, а к ней молодое монтраше.

– После Рима ты что-то не слишком разговорчив, – заметила Лилиан.

– Вот как? – Клерфэ вскинул на нее глаза.

Лилиан усмехнулась:

– Или это из-за той женщины, что недавно вошла?

– Женщины? Какой женщины?

– Я должна показать пальцем?

Клерфэ и правда не видел, когда вошла Лидия Морелли. Он заметил ее только сейчас. «Вот черт, какая нелегкая ее принесла?» С сопровождавшим ее кавалером он знаком не был, хоть и знал, что это некий Джонсон, известный богач. Значит, как только он ей сегодня утром сообщил, что вечером они увидеться не смогут, Лидия и впрямь времени даром не теряла. Он, кстати, тут же сообразил, как она догадалась, где его искать, – вспомнил, что год назад они частенько здесь бывали. «Вот и показывай после этого свои любимые рестораны», – с досадой подумал он.

– Ты ее знаешь?

– Как и многих других. Не больше и не меньше.

Он видел: Лидия вовсю рассматривает Лилиан и уже с точностью до сотни франков установила, что на ней надето, где куплено и почем. Он был уверен, что она даже туфли успела оценить, пусть если их под столом не разглядеть. Что-что, а по этой части Лидия просто ясновидящая. Будь его воля, знай он заранее – ни за что бы этой встречи не допустил, но теперь, раз уж она случилась, решил воспользоваться. Игра на простейших эмоциях – иной раз самое верное средство. Соперничество – одна из таких эмоций. Что ж, если Лилиан приревнует, тем лучше.

– Она отлично одета, – похвалила Лилиан.

Он кивнул:

– Да, она этим славится.

Теперь он ждал замечания насчет возраста Лидии. Той было сорок, днем она выглядела на тридцать, а вечером, при выгодном освещении, на двадцать пять. В заведениях, куда ходила Лидия, освещение всегда было только выгодное. Замечания о возрасте не последовало.

– Она красивая, – заметила Лилиан. – У тебя был с ней роман?

– Нет, не было, – ответил Клерфэ.

– Ну и зря. Даже глупо с твоей стороны.

– Это почему? – Он смотрел на нее озадаченно.

– Но она же такая красивая! Откуда она?

– Итальянка.

– Из Рима?

– Да, – ответил он. – Из Рима. Почему ты спрашиваешь? Или ревнуешь?

Лилиан спокойно поставила на стол рюмку с золотистым шартрезом.

– Бедняга Клерфэ, – проговорила она. – Нет, я не ревную. На ревность у меня нет времени.

Клерфэ смотрел на нее растерянно. В устах всякой другой женщины он счел бы это ложью, но сейчас понимал – Лилиан вовсе не лжет. Она действительно так думает и, похоже, так оно и есть. На него вдруг накатила необъяснимая ярость.

– Поговорим лучше о чем-нибудь другом.

– Почему? Только оттого, что ты вернулся в Париж с другой женщиной?

– Ерунда! Что за вздор тебе в голову лезет?

– Разве это неправда?

Клерфэ задумался лишь на секунду.

– Да, это правда.

– Что ж, у тебя отличный вкус.

Он промолчал, ожидая очередного вопроса. И твердо решил говорить правду. Еще позавчера он верил, что удастся продолжить отношения с Лилиан, так сказать, попутно. Сейчас, когда он видел ее и Лидию одновременно, он уже ни о ком, кроме Лилиан, и помыслить не мог. Он знал, что влип, причем сам же попался, из-за этого и злился, но знал и другое – тут ничего уже не исправить, а меньше всего логикой. Сейчас, вот в эту секунду, Лилиан от него ускользнула, причем самым опасным, самым каверзным образом – без всякой борьбы. И завоевать ее вновь можно одним-единственным, наитруднейшим способом – в поединке, который обычно ведешь только с самим собой перед зеркалом: признаться, не теряя лица.

– Я не хотел в тебя влюбляться, Лилиан, – начал он.

Она улыбнулась:

– Против этого нет средства. Только мальчишки в школе думают, что есть.

– В любви никто не бывает взрослым.

– Любовь, – вымолвила Лилиан. – Слово-то какое необъятное! Сколько всего в нем таится! – Она оглянулась на Лидию Морелли. – Все куда проще, Клерфэ. Пойдем?

– Куда?

– Я хочу к себе в номер.

Ни слова не говоря, Клерфэ расплатился. «Промах», – пронеслось у него в голове. Направляясь к главному входу, они прошли мимо столика Лидии Морелли, которая его проигнорировала. В узком переулке швейцар поставил машину Клерфэ прямо перед рестораном, на тротуаре. Лилиан кивнула на «Джузеппе».

– Вон он, твой предатель. Отвези меня в гостиницу.

– Нет. Давай еще в Пале-Рояль зайдем. В саду там открыто? – спросил он у швейцара.

– Под аркадами, сударь.

– Да знаю я этот сад, – сказала Лилиан. – Что ты задумал? Стать двоеженцем?

– Брось. Пойдем.

Они вошли под аркады Пале-Рояль. Вечер был прохладный, в воздухе пахло весной и свежей пашней. Переменчивый ветер налетал в сад порывами и был гораздо теплее ночной мглы, уже запрятавшейся между стенами.

Клерфэ остановился:

– Не говори ничего. И не заставляй меня ничего объяснять. Я не смогу.

– Да что объяснять-то?

– Нечего?

– И правда нечего.

– Я люблю тебя.

– За то, что не устраиваю тебе сцену?

– Нет, – сказал Клерфэ. – Это было бы отвратительно. За то, что ты устраиваешь такую необыкновенную сцену.

– Я вообще ничего тебе не устраиваю, – возразила Лилиан, кутаясь в меховой воротничок своего жакета. – Я, по-моему, даже не представляю, как это делается.

Она стояла перед ним, и беспокойный ветер трогал ее волосы. Это была незнакомка, совсем чужая, женщина, которую он не знал никогда и тем не менее уже успел потерять.

– Я люблю тебя, – повторил он, обнял ее и поцеловал, на миг ощутив запах ее волос и терпкий аромат духов на шее. Безучастно, с широко распахнутыми глазами, она не противилась его объятию, но, казалось, просто слушает ветер.

В сердцах он даже ее встряхнул.

– Скажи что-нибудь! Сделай что-нибудь! Хочешь, скажи, чтобы я уходил! Залепи мне пощечину! Но не стой, как изваяние!

Легко, одним движением она высвободилась из его рук.

– С какой стати тебе уходить? – спросила она.

– Значит, ты хочешь, чтобы я остался?

– По-моему, сегодня вечером «хотеть» – какое-то очень уж чугунное слово. Непонятно, как с ним обращаться. Чугун ведь так легко расколоть. Слышишь ветер? Чего он хочет?

Он смотрел на нее.

– По-моему, ты и впрямь что говоришь, то и думаешь, – с изумлением вымолвил он немного погодя.

Она улыбнулась:

– А почему нет? Я же сказала тебе: все куда проще, чем тебе кажется.

Он молчал, совсем не зная, как быть дальше.

– Хорошо, я отвезу тебя в гостиницу, – решил он наконец.