Эрих Ремарк - Жизнь взаймы, или У неба любимчиков нет

Ночной портье проснулся и зевнул.

– У вас ключи от кухни есть? – спросил Клерфэ.

– Конечно, сударь. Минеральная? Шампанское? Пиво?

– Принесите из холодильника баночку икры.

– Вот этого не могу. Ключи от холодильника у хозяйки.

– Тогда сбегайте на угол в ресторан «Лаперуз». Принесите икры оттуда. Там еще открыто. Мы подождем здесь. Я вас пока что подменю.

Он достал из кармана деньги.

– Я не хочу икры, – сказала Лилиан.

– А чего бы ты хотела?

Она явно колебалась.

– Клерфэ, – вымолвила она наконец. – В такое время ко мне здесь еще никто не приходил. Ведь ты это хотел выяснить?

– Что правда, то правда, – вмешался портье. – Мадам все время возвращается одна. Ce n’est pas normal, monsieur 8 8 Это ненормально, сударь ( франц .). . Так вам шампанского? У нас еще остался Дом Периньон тридцать четвертого года.

– Тащите его сюда, бесценный вы мой! – воскликнул Клерфэ. – Что есть из еды?

– А можно мне вот этой колбасы? – Лилиан кивнула на стойку.

– Берите мою, мадам. На кухне есть еще.

– Принесите с кухни, – распорядился Клерфэ. – И черного хлеба, и сыра, бри.

– И бутылку пива, – добавила Лилиан.

– А шампанского не надо, мадам? – Лицо паренька как-то сразу потускнело: плакали его комиссионные.

– «Дом Периньон» все равно несите. В крайнем случае, один выпью. Хочу кое-что отметить.

– Это что же?

– Прорыв чувств. – Клерфэ уже усаживался за стойкой. – Идите. Я вас подменю.

– Ты и это умеешь? – спросила Лилиан.

– Конечно. В войну научился.

Она облокотилась на стойку.

– Ты многому научился в войну, верно?

– Почти всему. Живешь-то почти всегда как на войне.

Клерфэ успел записать заказ – бутылку минеральной – и просьбу постояльца разбудить его завтра в шесть утра. Еще одному, весьма изумленному лысому господину он выдал ключи от номера двенадцать, двум англичанкам – от номеров двадцать четыре и двадцать пять. Тут с улицы ввалился изрядно подвыпивший гуляка, пожелавший выяснить, свободна ли Лилиан и сколько она стоит.

– Тысячу долларов, – невозмутимо сообщил Клерфэ.

– Да столько ни одна баба не стоит, болван! – возмутился знаток и сгинул во мраке под тихий плеск набережной.

Портье вернулся с бутылками и снедью, заявив, что в любую секунду готов сбегать в «Лаперуз» или «Тур д’Аржан», если что потребуется. У него и велосипед есть.

– Это завтра, – сказал Клерфэ. – У вас свободная комната найдется?

Паренек посмотрел на него как на сумасшедшего.

– Но у мадам есть комната.

– Мадам замужем. Причем за мной, – пояснил Клерфэ, окончательно приведя портье в замешательство: зачем тогда Дом Периньон заказывали?

– Номер шесть у нас свободен, – сообщил он. – Это как раз рядом с мадам.

– Хорошо. Отнесите все туда.

Принеся в номер заказ и наметанным взглядом оценив чаевые, портье заявил, что готов к услугам всю ночь и может на велосипеде выполнить любое поручение. Клерфэ начеркал для него список покупок, необходимых к утру – зубную щетку, мыло, еще пару мелочей – и попросил положить все это у двери. Паренек пообещал непременно все исполнить и ушел, но вскоре явился снова, – принес лед для шампанского, – а уж после исчез окончательно.

– Мне казалось, вот оставлю тебя этим вечером одну – и никогда больше не увижу, – признался Клерфэ.

Лилиан уселась на подоконник.

– Мне такое каждую ночь кажется.

– Это как?

– Что я ничего больше уже не увижу.

У него сердце захолонуло от боли – до того одинокой показалась ему эта девочка, этот ее нежный профиль в ночи – одинокой, но не покинутой.

– Я люблю тебя, – вымолвил он. – Не знаю, поможет тебе это или нет, но это правда.

Она не отвечала.

– Ты ведь знаешь, я не из-за сегодняшнего недоразумения это говорю, – продолжил он, сам не понимая, что лжет. – Забудь эту дурацкую встречу. Это просто случайность была, по глупости, и вообще от всей этой жизни, от неразберихи этой. Меньше всего на свете я хотел тебя обидеть.

Она все еще молчала.

– По-моему, меня и нельзя обидеть, – задумчиво произнесла она наконец. – В известном смысле я неуязвима. Я правда так чувствую. Возможно, это мне такая награда за все остальное.

Клерфэ не знал, что на это ответить. И хотя он не вполне понимал, скорее лишь смутно чувствовал, что она имеет в виду, верить хотелось в противоположное. Он смотрел на нее.

– Ночью у тебя кожа светится, как раковина изнутри, – сказал он. – Мерцает. Не поглощает свет, а отражает. Тебе правда хочется пива?

– Да. И дай мне немножко этой лионской колбасы. С хлебом. Тебя это не очень смутит?

– Меня ничто не смутит. По-моему, я ждал этой ночи всю жизнь. Как будто там, внизу, по ту сторону гостиничной конторки, весь мир рухнул. И лишь мы кое-как успели спастись.

– А мы успели?

– Да. Разве не слышишь, как тихо стало вокруг?

– Это ты притих, – усмехнулась она. – Потому что своего добился.

– Разве? По-моему, я всего лишь проник в ателье мод.

– А-а, ты о моих молчаливых друзьях! – Лилиан глянула на развешенные вокруг платья. – Они рассказывают мне по ночам про фантастические балы и карнавальные шествия. Но сегодня они мне не понадобятся. Хочешь, спрячу их в шкаф?

– Пусть себе висят. Что же они тебе такое рассказывают?

– Всякое. О празднествах, городах и странах, о любви. А иногда и о море. Я ведь никогда моря не видела.

– Можем съездить. – Клерфэ протянул ей бокал холодного пива. – Через пару дней. Мне как раз на Сицилию надо. Очередная гонка. Только мне там не победить. Поехали со мной!

– А тебе всегда надо победить?

– Иногда это весьма кстати. Даже идеалистам деньги совсем не мешают.

Лилиан рассмеялась:

– Надо будет сказать об этом моему дядюшке Гастону.

Клерфэ посмотрел на платье очень тонкой серебристой парчи, висевшее над изголовьем кровати.

– Вот и платье в самый раз для Палермо, – сказал он.

– Я в нем недавно ночью расхаживала.

– Где?

– Тут.

– Одна?

– Можешь считать, что одна. Хотя на этом празднике со мной были Сант-Шапель, Сена, луна и даже бутылка пуйи.

– Ты больше не будешь одна.

– Я и не была одна. Не в таком смысле.

– Я знаю, – сказал Клерфэ. – Я вот говорю, что люблю тебя, как будто ты мне за это чем-то обязана, но у меня такого и в мыслях нет. Просто выражаюсь нескладно, не умею, не привык.

– Мне не кажется, что ты говоришь нескладно.

– Да всякий мужчина говорит нескладно, если не врет.

– Брось, – сказала Лилиан. – Откупорь лучше Дом Периньон. А то под пиво, хлеб и колбасу ты какой-то сам не свой, разглагольствуешь, и все на общие темы. К чему ты принюхиваешься? Чем таким от меня пахнет?

– Чесноком, луной, а еще обманом, хоть я и не могу его изобличить.

– Ну и слава богу! Лучше вернемся снова на землю и будем держаться за нее изо всех сил. А то при полной луне улететь ничего не стоит. Ведь мечты, сны и грезы – они такие невесомые.