Эрих Ремарк - Жизнь взаймы, или У неба любимчиков нет

Канарейка заливалась вовсю. Клерфэ слышал ее сквозь сон. Проснувшись, он огляделся. И не сразу сообразил, где находится. Солнечные зайчики, блики от белых облаков и воды пляшут на потолке, и казалось, это пол, и все вокруг вверх ногами, включая кровать и нежно-салатный пододеяльник. Дверь в ванную комнату открыта, и окно в ней тоже, а через двор видно окно напротив, в нем-то и висит клетка с канарейкой. Там за столом толстуха-блондинка с необъятным бюстом что-то ест, и, судя по наполовину опустошенной бутылке бургундского, это не завтрак, а настоящий обед.

Он нашарил часы. Так и есть, двенадцать уже. Он и не помнит, когда в последний раз столько спал. Тут же вдруг страшно захотелось есть. Он осторожно приоткрыл дверь. На пороге лежал пакет с покупками, которые он заказал накануне. Паренек, значит, не обманул. Он развернул пакет, наполнил ванну, вымылся, оделся. Канарейка все еще заливалась. Толстуха напротив принялась за десерт – яблочный пирог с кофе. Клерфэ перешел к другому окну, с видом на набережную. Там уже вовсю кипела уличная жизнь: сновали машины, прохаживались возле своих развалов букинисты, залитый солнцем, тащился по реке буксир с тявкающим шпицем на палубе. Высунувшись, Клерфэ первым делом увидел в соседнем окне профиль Лилиан. Всецело поглощенная спуском из окна небольшой корзиночки на веревке, она его не замечала. Внизу прямо под ее окном перед входом в ресторан расположился со своим лотком продавец устриц. Похоже, процедура была ему уже хорошо знакома. Когда корзинка поравнялась с его животом, он выложил ее дно мокрыми водорослями и вскинул голову.

– Вам каких – мареннских или беллон? Беллон сегодня получше.

– Беллон. Шесть штук.

– Двенадцать, – встрял Клерфэ.

Она повернулась к нему и рассмеялась.

– От завтрака, значит, отказываешься?

– Вот этим и позавтракаю. А вместо апельсинового сока пусть будет пуйи.

– Так двенадцать? – спросил продавец.

– Восемнадцать, – решила Лилиан и снова повернулась к Клерфэ: – Приходи. И вино не забудь.

Клерфэ спустился в ресторан за бутылкой пуйи и бокалами. Прихватил вдобавок еще хлеба, масла и кусок зрелого пол-левека.

– И частенько ты вот этак питаешься?

– Почти каждый день. – Лилиан кивнула на конверт у себя в руках. – Послезавтра дядюшка Гастон устраивает обед в мою честь. Хочешь, он и тебя пригласит?

– Нет.

– Ну и хорошо. Твой приход подорвал бы весь его замысел – сыскать для меня богатого мужа. Или, может, ты тоже богат?

– Всякий раз лишь на пару недель. И что, если найдется достаточно богатый претендент, пойдешь за него?

– Налей мне лучше немного вина, – ответила она. – И не говори ерунды.

– От тебя всего можно ожидать.

– С каких это пор?

– Я думал о тебе.

– Это когда же?

– Во сне. Ты совершенно непредсказуема. Живешь по каким-то совсем иным, неведомым мне законам.

– Ну и хорошо, – отозвалась Лилиан. – Вреда от этого не будет. Какие у нас планы на сегодня?

– Сегодня я беру тебя с собой в отель «Риц». Сажаю там на четверть часа где-нибудь в уголке в вестибюле полистать журналы, а сам иду к себе в номер переодеться. Потом мы идем куда-нибудь обедать, а после ужинать, а после снова обедать и снова ужинать – и все это в знак протеста против твоего вечера у дядюшки послезавтра.

Ничего не отвечая, она смотрела в окно.

– Если хочешь, я схожу с тобой в Сант-Шапель, – сказал Клерфэ. – Или в собор Парижской Богоматери, или даже в музей, раз уж судьба подбросила мне столь опасный гибрид синего чулка и гетеры времен упадка, которую к тому же занесло в Византию. Я готов даже осматривать Эйфелеву башню или совершить прогулку по Сене на пароходике компании «Бато-Муш».

– Прогулку по Сене я уже совершила без тебя. Могла бы, кстати, сделаться там любовницей крупного мясного барыги, жила бы уже в трехкомнатной квартире, между прочим.

– А что с Эйфелевой башней?

– Вот туда я пойду с тобой, любимый.

– Так я и думал. Ты счастлива?

– Знать бы, что это такое…

– Ты все еще не знаешь? Впрочем, кто бы и вправду знал. Может, это что-то вроде танца на острие иглы.

Лилиан возвращалась со званого ужина у дядюшки Гастона. В гостиницу ее доставил виконт де Пэстр на собственном авто. За превосходной едой она провела непередаваемо тоскливый вечер. Приглашены были шестеро мужчин и для блезира пара-тройка женщин. Последние мелкими колкостями и азартом неприязненного любопытства переплюнули бы даже ощетинившихся ежих. Из мужчин четверо оказались холостяками, все богаты, двое даже молоды, а виконт де Пэстр старше и богаче всех.

– С какой стати вы поселились на левом берегу? – поинтересовался он. – Или есть романтические основания?

– Случайно. Для меня это самое веское из оснований.

– Вам следовало бы жить на Вандомской площади.

– Просто поразительно, – усмехнулась Лилиан, – сколько людей лучше меня знают, где мне следовало бы жить.

– У меня на Вандомской площади квартира, которой я вообще не пользуюсь. Что-то вроде студии, современная обстановка…

– Хотите мне ее сдать?

– Почему бы и нет?

– И почем же?

Пэстр сразу посерьезнел:

– К чему говорить о деньгах? Вы сперва взгляните. И если вам понравится, можете жить.

– Без каких-либо обязательств?

– Без малейших. Мне, разумеется, было бы приятно иногда пригласить вас в ресторан – но и это без каких-либо обязательств.

Лилиан рассмеялась:

– Не перевелись еще на свете бескорыстные души.

– Когда вы хотели бы посмотреть квартиру? Завтра? Могу ли я завтра пригласить вас на обед?

Лилиан с интересом смотрела на эту вытянутую физиономию, на седую щеточку усов.

– Вообще-то дядюшка собирался выдать меня замуж, – проговорила она.

– Ну, это вы всегда успеете. У вашего дяди несколько старомодные представления.

– А в этой вашей студии достаточно места для двоих?

– Думаю, да. А вам зачем?

– На тот случай, если я захочу поселиться там с другом сердца.

Пэстр глянул на нее чуть внимательнее.

– И это можно обсудить, – сказал он, немного подумав. – Хотя, по правде сказать, для двоих она несколько тесновата. Почему бы вам какое-то время не пожить одной? Вы ведь совсем недавно в Париже. Осмотритесь, обживетесь. В Париже столько всяких возможностей…

– Да, вы правы.

Машина остановилась, Лилиан вышла.

– Так когда, завтра? – спросил виконт.

– Я должна подумать. Вы не против, если я спрошу дядю Гастона?

– На вашем месте я бы не стал. Его это только наведет на ненужные размышления. Да вы и не спросите.

– Нет?

– Кто спрашивает разрешения – боится сделать сам. Вы очень красивы, мадемуазель, и очень молоды. Придать подобающее обрамление такой красоте было бы счастьем. И поверьте моему опыту: вот это все, конечно, очаровательно, но для вас – пустая трата времени. Не будем говорить о вашем дяде. Вам требуется роскошь. Настоящая роскошь. Не обессудьте за этот комплимент, но я знаю, о чем говорю, у меня глаз верный. Спокойной ночи, мадемуазель.