Сергей Сергеев-Ценский - Витязи морей

Рота погибла почти вся, расстреливаемая в упор французами, но она все же задержала их продвижение вперед, а между тем подоспел резерв, и батарея Жерве была очищена.

Во время последнего штурма — 8 сентября — Хрулев во главе двух полков ликвидировал прорыв французов в Корабельную слободку через куртину — промежуток между Корниловским и вторым бастионом. Но в это время противник уже занял Малахов курган, а при попытке отбить его Хрулев был контужен в голову и ранен в руку.

В честь храбреца-генерала солдаты-севастопольцы сложили несколько песен.

К концу Крымской кампании отношения между Хрулевым и Горчаковым сильно обострились. Действительно, это были натуры в высшей степени несходные: решительный и отважный Хрулев и анекдотически нерешительный, через десять минут способный отменить только что данное приказание, Горчаков.

Некоторое время Хрулев был в отставке, потом мы его видим на Кавказе, в штабе главнокомандующего. Умер он командиром корпуса в 1870 году.

Род Хрулевых считался в родстве с родом Суворовых, чем иные биографы севастопольского героя склонны объяснять его деятельность: желание подражать великому полководцу, своему отдаленному родичу, толкало-де Хрулева на подвиги. Но Хрулевых, как и Суворовых, было в общем довольно много; однако Степан Александрович оказался в такой же мере единственным среди Хрулевых, как Александр Васильевич среди Суворовых.

1940 г.

Только что «северная Семирамида» — Екатерина II успела посетить «жемчужину своей короны» Крым, отошедший к России после первой при ней войны с Турцией, как турки начали вторую, чтобы отвоевать и Крым, и несколько оставшихся за русскими клочков земли на побережье Черного моря. Одним из таких клочков была песчаная Кинбурнская коса при входе в Днепровский лиман.

В незадолго перед тем основанных Потемкиным при устье Днепра городах Николаеве и Херсоне строился военный флот для Черного моря; поэтому-то для охраны молодых верфей на Кинбурнской косе и устроена была небольшая крепость с незначительным гарнизоном. Но обстановка все-таки получилась беспокойная: как раз на другом берегу лимана, в четырех километрах, считая по воде, стояла себе, как и прежде, большая старинная крепость Очаков. Не нужно было и лазутчиков: русских петухов было слышно в Очакове, турецких — в Кинбурне, а в подзорные трубы отлично было видно все, что делалось на низкой песчаной косе, и все, что творилось на высоком белостенном очаковском берегу.

Пока длился мир, наблюдения друг за другом здесь и там только на ус мотали. Но вот французский король Людовик XV вздумал подбить султана Селима III на войну с Россией и прислал ему своих офицеров всех родов войск. Султан посадил русского посла Булгакова в Семибашенный замок и к Очакову двинул флот с десантным отрядом, чтобы Кинбурн взять и русские верфи сжечь. Это случилось в сентябре 1787 года.

Гарнизон Кинбурна был мал — всего полторы тысячи. Но турки знали, что охраной всего побережья лимана от Кинбурна до Херсона ведает назначенный Потемкиным генерал-аншеф Суворов; поэтому десантный шеститысячный отряд был набран из отборных янычар, а во главе его стали французские военные инженеры. Кроме того, человек пятьдесят дервишей, чрезвычайно фанатичных, тоже вошли в состав отряда, чтобы взвинчивать янычар.

Генерал-аншеф в те времена был чин, равный полному генералу, и выше его в армии тогда был только фельдмаршал. И все-таки под начальством Суворова на охране важнейшего участка было не свыше четырех тысяч человек войска — пехоты, кавалерии, казаков, — и большая часть их стояла вдоль берега лимана, в который всегда могли прорваться турки.

Первого октября, когда у русских был праздник покрова́, турки начали высадку десанта, а их суда выстроились в море; мелкие канонерские лодки и шебеки — ближе к берегу, крупные фрегаты и корветы — дальше.

Суворов подсчитал, что с этих судов будут палить не меньше как пятьсот орудий по его войскам, если он пустит их навстречу янычарам, и на марше побьют из них половину. Поэтому он решил ждать; послал только казаков к ближайшему, верст за тринадцать, своему отряду — батальону Муромского полка, — чтобы немедленно шел на помощь.

Турки действовали быстро и умело. Со своих фелюг они высаживались вне выстрела с крепостных стен, однако тут же, по указке французских инженеров, начинали рыть окопы и укреплять их мешками с песком. Пятнадцать рядов таких окопов было сделано ими раньше, чем повели их наконец на штурм. Таща штурмовые лестницы, они шли решительно, явно уверенные в успехе.

У Суворова было три неполных полка — Шлиссельбургский, Орловский, Козловский, — и в первом из них, в пятой (гренадерской) роте, служил рядовым Семен Новиков, самый обыкновенный с виду, ничем не бросающийся в глаза.

Верхом объехал Суворов выведенный им для отпора туркам гарнизон. Перед пятой ротой шлиссельбуржцев остановился, оглядел всех.

— Помилуй бог, молодцы какие! — сказал он. — Чудо-молодцы! Богатыри!..

И вдруг воззрился на Новикова, у которого на штыке желтел жалонерский флажок, и крикнул как будто сердито:

— Жалонер! Штык выше!

Новиков тут же дернул ружье кверху, а приклад прижал к левому боку и впился своими серыми пензенскими глазами в светлые голубоватые глаза генерал-аншефа.

— Как фамилия? — спросил Суворов, будто все еще в сердцах.

— Новиков Семен, ваше высокопревосходительство! — гаркнул жалонер.

— Ну что, Новиков, распатроним сейчас турок? — спросил Суворов, сдерживая лошадь.

— Как вы теперь с нами — по первое число всыпем! — радостно отчеканил Новиков.

Суворов полузакрыл глаза, усмехнулся, поправил свою шляпу, подтянулся в седле и поскакал вдоль фронта. Было время вступить в дело артиллерии крепости, нужно было дать сигнал к первому залпу по авангарду наступавших, и Суворов дал этот сигнал — взмахнул платком.

Загремели орудия левого фаса крепости. В ясный до того, погожий, теплый день ворвались клубы порохового дыма, и бригадный генерал Рек повел в контратаку два своих полка — Орловский и Козловский; Шлиссельбургский с Суворовым при нем оставался в резерве.

Прокатилось по желтой песчаной равнине «ура» и «алла», начался рукопашный, ближе придвинулись к берегу шебеки и канонерские лодки, корветы и фрегаты. Что было задумано в Константинополе и Париже, воплощалось здесь.

Отчаянно дрались янычары. Им было сказано наперед, что, если они побегут назад, их все равно не примут на транспорты. И фелюги, доставившие их на берег, отошли к большим судам.