Хосе Антонио Бальтазар - Богатые тоже плачут: Бето и Марисабель

— Простите, сеньора, — разрыдалась Хеорхина. Она прижала к глазам угол фартука, а ее худенькие плечи сотрясались от рыданий. — Я… я не знаю, как это получилось…

— Тебе незачем просить прощения, — сказала Виктория. — Насколько я понимаю, во всем виноват мой сын. Это ты прости меня за его поведение.

— Что вы, сеньора… как можно… — испугалась служанка.

— Только так и можно, — ответила Виктория. — И он тоже должен извиниться перед тобой. Я этого так не оставлю!

Виктория вышла из кухни. Она была потрясена. Конечно, она и раньше замечала в сыне подобные замашки, но никогда не думала, что он способен на такой поступок. И она приняла решение — Лео извинится перед девушкой, чего бы это ни стоило.

Бето остановился у двери своей квартиры и позвонил. Разумеется, у него был свой ключ, но так приятно было слышать, как за дверью раздавался топот маленьких ножек Каро, который с возгласом «Папа пришел!» первым спешил встретить отца. Дверь распахивалась, и Каро уже подпрыгивал в ожидании, что отец подхватит его на руки, а позади него стояла и улыбалась Марисабель. Они вместе шли на кухню, где начинались расспросы, шутки, разговоры и где всем троим было уютно и тепло.

Бето начал серьезно заниматься живописью несколько лет назад. В художественной школе он учился на отделении изобразительных искусств, а после этого поступил на архитектурный факультет, но через два года понял, что его гораздо больше интересует живопись, и поступил в Академию художеств. Еще в годы ученичества Бето помогал опытным мастерам делать настенные росписи, а позже ему самому стали доверять ответственные работы.

В новом доме, который Бето и Марисабель приобрели вскоре после рождения сына, Бето устроил себе настоящую студию и часто просыпался раньше всех, чтобы немного поработать. Он пробовал себя в разных жанрах. Когда Бето увлекся портретной живописью, он замучил всех родных просьбами попозировать. Он сделал портреты Марианны, Луиса Альберто, Фелисии, но главной его моделью была, разумеется, Марисабель.

Гораздо труднее было рисовать Каро. Непоседливый малыш ни за что не хотел сидеть неподвижно, и Бето приходилось ограничиваться мимолетными зарисовками. Но своим последним портретом, где Каро сидел на коленях у Марисабель, Бето по праву гордился. Марисабель пришлось каждый сеанс рассказывать малышу сказки, чтобы он согласился позировать.

В этот раз, как только Бето вошел, Каро подбежал к нему с вопросом:

— Папа, ты обещал, что мы поедем на озеро и будем кататься на лодке. Когда ты меня возьмешь?

— А вот попробуем поехать в субботу, — ответил Бето, подхватив сынишку на руки и подкидывая его.

— Ура! — закричал Каро.

— Ну, как твои дела? — спросила Марисабель, поставив в микроволновую печь кастрюлю с паэльей.

— Сегодня мы были у ректора консерватории и встречались с попечительским советом. Они смотрели наши эскизы и нас заверили, что первоначальный выбор уже сделан. Но, разумеется, еще предстоит утверждение в департаменте по культуре — ведь они выделяют часть денег.

— Я уверена, что выберут твой проект, — сказала Марисабель. — Помнишь, мы смотрели конкурсные проекты на выставке в Академии художеств — твой, безусловно, самый интересный.

— Какая ты у меня защитница, — засмеялся Бето и обнял жену. — Тебя можно смело брать на должность представителя по связям с общественностью. Не хватает лишь твоей статьи в газете.

— А что, это идея, — отозвалась Марисабель. — Мне как раз предложили в журнале «Арте латина» подготовить статью о мексиканской живописи. Им понравилась моя рецензия на балетную премьеру, которую я сделала для них в прошлом месяце.

— Отлично! — воскликнул Бето. — Могу тебя взять с собой на следующей неделе и показать, как наш проект будет воплощаться на деле.

Марисабель в свое время долго не могла решить, какая профессия ее привлекает больше всего, но твердо знала, что ни в коем случае не хочет всю жизнь просидеть дома. Лет в пятнадцать ей казалось, что лучше всего обучаться танцу, но через несколько лет занятий в студии своей родной матери Джоанны поняла, что для профессиональной сцены у нее не хватает данных. Потом Марисабель решила, что ее привлекает журналистика, и поступила в университет Мехико, но учебу пришлось прервать из-за рождения Каро. Только когда сынишка подрос, Марисабель возобновила занятия в университете.

Любовь к балету и музыке, привитая Джоанной, дала свои плоды, и Марисабель поняла, что ей интересно ходить в театр, на концерты, сравнивать знаменитых певцов и артистов. Ее первые рецензии оказались успешными, а через некоторое время она уже по заданию журналов взяла несколько интервью у известных артистов.

Разумеется, этому помогали и семейные связи. Благодаря Джоанне и ее многочисленным ученицам Марисабель смогла познакомиться со многими деятелями балета. А теперь благодаря Бето она заинтересовалась изобразительными искусствами и пробовала писать о художниках.

Правда, в этом году Джоанна могла следить за успехами дочери лишь издали, так как они с Карлосом заключили годичный контракт в Швейцарии. Джоанна вела уроки танца в одной из частных школ, а Карлос, как специалист по тропическим болезням, получил работу в международном эпидемиологическом центре. Джоанна и Карлос были довольны Швейцарией, но ужасно скучали по Марисабель и, может быть, еще больше по своему любимому внуку. В каждом письме и каждом телефонном разговоре Джоанна спрашивала, как поживает ее ненаглядный Каро, и говорила, что считает недели и дни до того, как они опять увидятся.

В этот день Бето проснулся рано, когда Марисабель еще спала, и ему захотелось использовать время до завтрака, чтобы поработать. Он наскоро выпил чашку кофе и поспешил в студию. Это было большое просторное помещение с застекленным потолком, так что света всегда здесь было предостаточно. Все было под руками — кисти, краски, палитры, холсты разных размеров — в общем, все то, без чего не может обойтись ни один профессиональный художник.

В последнее время, когда Бето писал пейзаж или работал над жанровыми сценами, он держал в уме большую роспись для консерватории, которую ему предстояло сделать.

Бето надел рабочий халат, взял в руки палитру и, прищурив глаза, вгляделся в поставленный на станок холст.

В этот момент зазвонил телефон. Бето с досадой поморщился — кто же это может быть? Но, по-видимому, дело действительно важное, ведь номер телефона своей студии он давал очень неохотно, и его, помимо родных, знали лишь несколько человек.

Бето нехотя отложил палитру и снял трубку.