Эра Ершова - Самая простая вещь на свете

— Хильденбранд, — напомнила Света.

— У меня от их имен идиотских мозги набекрень. Не могу я их запомнить, хоть убей.

— Подожди, Усик, — усмехнулась Света. — Вот замуж выйдешь — и тебя таким именем назовут.

— Да я ради такого дела даже собачью кличку стерпеть готова, лишь бы немецкая прописка к ней прилагалась.

— Нет, все-таки у тебя маниакальное отношение к немецкой прописке, — покачала головой Света, внимательно осматривая зал.

— Может, он еще не пришел? — забеспокоилась Марина.

— Да пришел уже.

— Где?

— Вон видишь, у окошка сидит.

— Не вижу, — Марина вытянула шею.

— Ну вон, рядом с аквариумом. Твой.

— Ты уверена?

— На девяносто девять процентов и девять десятых. Видишь, газетку в кулачке зажал, как и договаривались, по сторонам озирается, нервничает. Точно твой.

— Свет, я без очков ни черта не вижу, он как, ничего?

— Ну абсолютно ничего. Давай подойдем поближе, а там сама разберешься.

Господин Хильденбранд сидел за столиком. Вернее сказать, присел на стул — с самого краешку, как воробышек, готовый в любой момент вспорхнуть. Увидев приближающихся подруг, он робко поджал под себя ноги. Рука, свободная от газеты, судорожно задвигалась, то сжимаясь, то разжимаясь в ладони, как будто ее хозяин выкидывал на стол кости.

— Господин Хильденбранд? — спросила Света, вопросительно глядя на мужчину.

— Очень рад! Фридрих, — вскочил с места жених и от смущения чуть не опрокинул стол. Его блестящее розовое лицо мгновенно покрылось яркими пятнами малинового цвета. Мужчина топтался на месте, нервно подергиваясь и беспокойно озираясь по сторонам. — А-а, присаживайтесь, пожалуйста, — наконец вспомнил он подходящую к случаю фразу и опять выкинул правой рукой кости.

Марина села, не снимая пальто. Жених в ту же секунду опустился на стул и уставился на нее немигающими глазами, лишенными ресниц. Марина поднялась, чтобы снять пальто, и жених подскочил как ошпаренный. Казалось, он решил превратиться в Маринину тень и очень боялся, что плохо справится с ролью.

— Нервный какой-то, — буркнула Марина.

Жених перевел немигающий взгляд на Свету.

— Моя подруга говорит, что рада с вами познакомиться, — перевела Света.

Господин Хильденбранд счастливо кивнул, качнувшись всем туловищем.

— Марин, похоже на любовь с первого взгляда… — шепнула подруге Света.

— А он вообще нормальный? — так же тихо спросила Марина, с сомнением глядя на жениха.

— А ты что, считаешь, что в тебя только ненормальный влюбиться может?

— Да нет, но странный он какой-то.

— Чего же тут странного? Есть, конечно, легкое отставание в развитии, но ты не огорчайся. Ему сколько лет?

— Тридцать семь.

— Ну, так он годам к пятидесяти выправится, — засмеялась Света и тут же осеклась. Марина смотрела на нее серьезно, как смотрят на человека, который глумится над чужой бедой.

Жених ритмично крутил головой из стороны в сторону, все больше напоминая встревоженного петуха.

К столу подошла пожилая официантка в старомодном переднике с рюшечками.

— Свет, закажи мне кофе, — попросила Марина и добавила: — Почернее. Без допинга здесь, пожалуй, не обойтись.

— Господин Хильденбранд, — обратилась к Фридриху Света, — я с вами останусь ненадолго. Моя подруга не говорит по-немецки, поэтому, если вы хотите что-нибудь обсудить, воспользуйтесь моим присутствием, я все переведу.

Жених вытянул шею вперед и захлопал глазами. Легкие пряди его бесцветных волос прилипли к вспотевшей лысине. Он мучительно молчал.

— Почему вы выбрали это кафе? Вы здесь недалеко живете? — Света попыталась начать разговор.

Жених судорожно глотнул и заговорил. Света внимательно слушала, склонив голову.

— Чего говорит-то? — поинтересовалась Марина.

— Я ничего не понимаю.

— Что, диалект?

— Да нет, скорее, дефект речи.

Слова вырывались из гортани немца с легким шипением, как пар из приоткрытого клапана. Казалось, Хильденбранд сам испуганно прислушивается к звукам собственного голоса.

— Не могли бы вы говорить помедленнее, — попросила Света. — У меня сложности с немецким языком.

Фридрих замолчал.

— Как я поняла из вашего письма, вы работаете в большой фирме на складе — так?

Фридрих коротко кивнул.

— А живете вы где? В городе?

— Да, я живу в центре, недалеко от моей работы, — теперь он с усилием растягивал слова, отчего его речь звучала, как замедленная магнитофонная запись.

— А откуда вы родом? — продолжала Света.

— Я приехал с севера Германии, из Ганновера, — отвечал Фридрих, как на уроке. — Там живет моя мама.

— Она тоже снимает квартиру?

— Нет, у нее свой дом.

— Слышь, Марин, ему в перспективе дом светит, — шепнула в сторону подруги Света.

Дальше Фридрих опять сорвался в галоп и начал тараторить.

— Ну ты что, опять ничего не понимаешь? — спросила Марина, глядя, как лицо подруги постепенно вытягивается от недоумения.

Фридрих замолчал, а Света застыла с открытым ртом.

— Ты мне, в конце концов, переведешь что-нибудь? — не выдержала Марина и дернула подругу за рукав.

— Марин, он спрашивает — у тебя паспорт с собой?

— Зачем ему мой паспорт понадобился?

— Он хочет сегодня на тебе жениться.

— Чего-о?

— Он понял, что вы для этого встретились.

Марина схватила сумку и, щелкнув замком, вытряхнула ее содержимое на стол. На образовавшуюся горку сверху шлепнулось увесистое портмоне.

— Слава богу! Все с собой! Поехали.

— Марин, ты что, с ума сошла? Ты же его в первый раз в жизни видишь.

— А вот все остальное уже мое дело, — отрезала Марина. — Поехали, говорю.

У немцев несколько иное обозначение этажей. То, что у нас считается первым, у них называется — Erdgeschoß, что в переводе на русский язык означает «земляной этаж». Это определение как нельзя лучше подходило к квартире, в которой поселились молодожены. Она была действительно расположена прямо на земле, без всякого задела или перехода. Окна отставали от асфальта сантиметров на десять, не больше, и тут же, сразу за окном, начиналась большая шумная дорога, которая подходила вплотную к дому с двух сторон. Домик был маленький и хлипкий, в три этажа. Его хрупкая конструкция начала шестидесятых никак не была рассчитана на современную агрессию несущихся в три ряда автомобилей. Стены, покрытые грязно-розовой штукатуркой, непрерывно вибрировали и дрожали, вызывая в жильцах смутное беспокойство и страх.

Фридрих, которого по российской привычке подруги быстро окрестили Федей, оказался человеком тихим и болезненным. С робким шуршанием он передвигался по двум крохотным комнатам, как бы боясь обнаружить свое присутствие в этой жизни. Приведя в дом молодую жену, он совершенно растерялся и, не понимая, что же теперь делать, стал пугливо прятаться в другой комнате.