Станислав Грибанов - Полгода из жизни капитана Карсавина

Анна долго рассказывала о том полете, вспоминала, как действовала в кабине в первую минуту после остановки мотора — убрала газ, выключила зажигание, перекрыла пожарный кран бензосистемы. Потом катастрофически начала падать скорость и высота полета, и она поняла, что до аэродрома не дотянет. Впереди по курсу лежали глубокие овраги, однако выбора никакого не оставалось и садиться пришлось прямо перед собой. На узкую полоску земли притерла Анна свою машину, а когда вылезла из кабины — ахнула! Тяжелый самолет-штурмовик остановился на самом краю оврага…

В полку боевые пилоты поздравили с вылетом, сдержанно похвалили новичка, который в отличие от всех не принимал никакого участия в лихих дружеских застольях по случаю… Впрочем, случаев, захватывающих событий в жизни штурмовиков всегда хватало, и об одном из них не приминул сообщить своим бойцам сам командир 805-го авиаполка.

Когда по его распоряжению собрался весь боевой коллектив, он приказал выйти из строя Анне Егоровой и чуточку нараспев, торжественно и строго произнес:

— За отличный вылет на самолете Ил-2 и за спасение вверенной нам боевой техники объявляю благодарность младшему лейтенанту Егоровой.

Анна разрумянилась от столь неожиданного поворота событий, дрожащим голосом ответила:

— Служу Советскому Союзу! — и быстро слилась со всеми в общем строю.

Каждый летный день, каждый полет теперь открывали для нее что-то новое. Бомбометания, полигонные стрельбы, отработка техники пилотирования в зоне чередовались с групповыми полетами парой, звеном, эскадрильей.

— Летчик-штурмовик — это что? — по-прежнему поучал новичков капитан Карев. — Это — оркестр! Он и пилот, и штурман, и радист, и воздушный стрелок, и артиллерист, и бортинженер. Ему нельзя теряться над полем боя, шибко долго раздумывать, сомневаться в чем-либо или в ком-либо. — И неожиданно — к Анне: — Верно я говорю, Егорова?

Аннушка улыбнулась.

— В воздухе — так. А на земле… У нас говорят: семь раз отмерь да один отрежь.

Карев хмыкнул, решительно перевалил свою фуражку с левого крена в правый — и дальше свое:

— Обстановка над полем боя, скажу вам, горячая. С земли по тебе бьют, кому не лень! В воздухе истребители атакуют. А штурмовику до всего этого ровным счетом — никакого дела. Одна задача — сразить цель…

Карев помолчал, возможно, для того, чтобы дошло до аудитории, запомнилось поосновательней, — и снова за особенности работы летчика-штурмовика:

— Скажем, стали в круг: один стреляет, другой вводит в пикирование, третий выводит — куча мала? Не-ет, соображать и тут надо, следить за обстановкой не только на земле, но и в воздухе. — И опять с вопросом к Анне: — Чем отличается штурмовик от бомбера, товарищ Егорова?

Новички оживились. Вахрамов принялся подсказывать:

— Аннушка, у них в экипаже народу много… Они бомбят только…

Анна пожала плечиком:

— Может, бомбардировщики летают не так быстро?

— Нет, Егорова. Не тем отличается настоящий летчик-штурмовик от бомбера. Объясняю всем. Если, скажем, кто-то идет по проспекту, и вот его сзади в спину толкнули грубовато. «Ты что это? Тебе чего надо?» — примется выяснять прохожий. Это бомбер. А если прохожий идет, его толкнули в спину, а он развернулся — и бац по уху тому, кто толкнул. Это, уверяю вас, летчик-штурмовик. Понятно?..

Так все больше знакомилась Анна с боевым коллективом, без которого не представляла уже своей жизни. Ей казалось, что она давным-давно знает и Сережу Андрианова, высокого, черноглазого командира ее эскадрильи, и флегматичного, чуточку неуклюжего Алексея Кошкина — начальника воздушно-стрелковой службы, и механика своего самолета Васю Римского, и этого лихого флаг-штурмана полка капитана Карева, которого, кажется, никакие самые трагические обстоятельства жизни не могли вывести из равновесия, радостно-приподнятого удивления этой жизнью.

Когда Анна с Валентином Вахрамовым прибыли в эскадрилью и представились ее командиру, тот задумался, не торопясь раскурил трубку и, словно речь шла о конкурсе на замещение вакантной должности второй скрипки какого-нибудь провинциального оркестришка, сообщил условия:

— Кто быстрее и кто лучше освоит штурмовик, научится метко бомбить и хорошо стрелять, того беру к себе ведомым в первый же боевой вылет…

Что такое быть в боевой обстановке ведомым, отдавали себе отчет и Анна и Валентин. А защищать в бою командира, который идет впереди эскадрильи, которому и первые снаряды с земли, и первые атаки вражеских истребителей, — ответственность вдвойне. Тут задача ведомого — не просто как-то там удержаться в строю, а суметь заметить и те разрывы зенитных снарядов, и очереди «мессершмиттов» и прикрыть от них ведущего, если потребуется, ценой своей жизни.

— Сударь, так вы могли бы уступить место в общественном транспорте, скажем, молодой, несколько привлекательной даме? — после первой же беседы с комэском спросила Анна у Валентина Вахрамова.

— Отчего нет? — в тон ей ответил Валентин. — Уступлю, конечно. Если тот общественный транспорт не двухместный штурмовик, а место — не ведомого у командира эскадрильи…

Спорный вопрос двух новичков вскоре разрешил опять же случай, о котором штурман полка капитан Карев заметил немногословно и туманно:

— Нонсенс!..

Да, так уж вышло. После одного из тренировочных полетов на полигон, когда Вахрамов посадил машину и закапчивал пробег после приземления, ни с того ни с сего он вдруг поставил кран шасси в положение «убрано», отчего бронированная машина в следующее же мгновение сложила свои колеса, просела и оказалась «на брюхе».

Тяжелые черные тучи сгущались над головой младшего лейтенанта. Лежащий на земле штурмовик за каких-то полчаса собрал едва ли не весь аэродромный люд. Одни предлагали поднять его домкратами, другие — всем скопом, просто на руках. А третьи ничего не предлагали — третьих интересовало, почему это младший лейтенант Вахрамов в такую трудную для страны пору выводит из строя боевое оружие?..

— Перепутал рычаги — это отговорка! — возмущался какой-то майор в новехонькой меховой куртке, какие выдавали только летному составу.

Анне голос майора показался знакомым.

— Нет, вы все-таки скажите: для чего подломали боевой штурмовик?.. — настаивал он, и тут Анна узнала в наступавшем на Валентина Вахрамова майоре Гошку Шверубовича.

«Значит, уже продвинулся в чинах», — подумала она и хотела было ринуться на него сама, спросить метростроевского стукача, что же он смыслит в летном-то деле, у кого такое право получил — только требовать да поучать?.. Но что-то остановило Анну. Она отошла в сторону от окруживших Валентина людей, и тогда ей стало невыносимо стыдно за себя. «Как же все хитро устроено, — как бы оправдывая эту свою слабость, рассуждала Анна: — Одни идут в огонь, навстречу смерти, а другие их только уговаривают это делать, ничем при этом не рискуя. Гражданственный блеск в глазах, надутые на шее жилы — весь антураж Гошки Шверубовича. И уже майора заработал…»