Джон Стейнбек - Зима тревоги нашей [litres]

Свой дом, старинный дом Хоули, я почувствовал за полквартала. Прошлой ночью его окутывала паутина уныния, сегодня же, в этот предгрозовой вечер, он искрился от предвкушения. Дом, как опал, впитывает в себя краски дня. Мэри-озорница услышала мои шаги и мелькнула в дверях огненным всполохом.

– Ни за что не догадаешься! – воскликнула она и вытянула руки ладонями внутрь, словно держала в них большую коробку.

– Львица цепная, крови вкусив, наиперше владыку своего пояст. – Фраза крутилась у меня на языке, ею я и ответил.

– Неплохо, но ты не угадал!

– Тайный почитатель подарил нам динозавра.

– Неверно, хотя ничуть не менее удивительно! Не скажу, пока не приведешь себя в порядок, потому что такие новости надо слушать свежевымытым!

– Пока я слышу только любовный клич синезадого мандрила. – Так и было: он несся из гостиной, где унылый Аллен терзал свою мятежную душу. «От твоих кудряшек у меня мурашки, От твоей мордашки – сердце нараспашку». – Ей-богу, сейчас он у меня огребет!

– Не огребет. Я тебе такое скажу!..

– Нельзя ли выслушать новость грязным?

– Нет!

Я прошел через гостиную. Сын откликнулся на мое приветствие, надув и лопнув пузырь жвачки.

– Надеюсь, твое одинокое сердце уже прибрали.

– Чего?

– Чего, сэр!.. В прошлый раз его взяли и шваркнули об пол.

– Номер один во всех хит-парадах, – заявил он. – Миллион продаж за две недели.

– Чудно! Рад, что будущее в твоих руках. – Поднимаясь по лестнице, я подтянул следующий припев: – От твоей мордашки – сердце нараспашку!

Эллен поджидала меня с книгой в руках, заложив страницу пальцем. Я давно изучил ее методу. Сейчас задаст вопрос, который, по ее мнению, мне интересен, потом выболтает все, что хотела сказать Мэри. Эллен сама не своя, если не поделится новостью первой. Болтушкой я бы ее не назвал, хотя болтушка она и есть. Я приложил палец к губам:

– Тс-с!

– Но, папочка…

– Прикуси язык, мой тепличный ревенек! – Я захлопнул дверь и крикнул: – Ванная мужчины – его крепость! – Она засмеялась. Я не верю детям, когда они смеются над моими шутками. Я надраил лицо до красноты, яростно почистил зубы до крови в деснах. Побрился, надел чистую сорочку и столь ненавистную моей дочери бабочку – в знак неповиновения.

Когда я спустился, Мэри дрожала от нетерпения.

– Ты не поверишь!

– Львица цепная, крови вкусив, наиперше владыку своего пояст. Говори!

– Марджи – самая лучшая подруга на свете!

– Цитирую: «Человек, придумавший часы с кукушкой, умер. Новость старая, зато хорошая»!

– Ни за что не догадаешься: она возьмет детей, чтобы мы смогли уехать вдвоем!

– В чем подвох?

– Я не просила, она сама предложила!

– Они сожрут ее заживо.

– Дети от нее без ума! Она повезет их в Нью-Йорк поездом, в воскресенье, остановится у друзей на ночь, а в понедельник они пойдут смотреть, как поднимают новый пятидесятизвездный флаг у Рокфеллеровского центра, потом парад и все остальное!

– Поверить не могу.

– Разве это не прекраснейшая новость?

– Самая распрекрасная. А мы с тобой, мисс Мышка, сбежим на монтокские пустоши?

– Я уже позвонила и заказала комнату.

– Не брежу ли я? Сейчас лопну от счастья. Прямо чувствую, как раздуваюсь.

Я хотел сказать ей про магазин, но от такого количества хороших новостей и несварение может случиться. Лучше подожду и расскажу ей на пустошах.

В кухню проскользнула Эллен.

– Папочка, та розовая штука исчезла!

– Она у меня. В кармане. Возьми, положи ее обратно в шкафчик.

– Ты же не велел ее брать!

– И сейчас не велю, под страхом смертной казни!

Она почти жадно выхватила у меня талисман и понесла в гостиную, держа обеими руками.

Мэри посмотрела на меня удивленно и тревожно:

– Зачем ты его брал, Итан?

– На удачу, любовь моя. И все получилось!

Как и должно было случиться, в воскресенье, третьего июля, пошел дождь, и его крупные капли казались мокрее, чем обычно. Мы ползли в змеистой веренице запотевших машин, чувствуя себя почти по-королевски и в то же время беспомощными и потерянными, будто выпущенные из клетки птицы, испугавшиеся свободы, стоило той показать свои зубы. Мэри сидела прямо, благоухая свежевыглаженным хлопком.

– Ты счастлива? Ты рада?

– Все время думаю о детях.

– Понимаю. Тетушка Дебора называла такое счастливой тоской. Лети, моя птичка! Оборки на твоих плечах – это крылья, моя дурочка!

Она улыбнулась и придвинулась ближе.

– Я все время думаю о детях. Интересно, чем они сейчас занимаются?

– Да чем угодно, только о нас небось и не вспоминают.

– Наверное, так и есть. До нас им особого дела нет.

– Последуем их примеру! Завидев, как твоя барка скользит ко мне, о моя нильская змейка [35] Нильская змейка: Шекспир. «Антоний и Клеопатра», Акт I, сцена 25. В оригинале Клеопатру называют «змеей старого Нила». , я понял: это наш день. Сегодня ночью Октавий пойдет выпрашивать подаяние у какого-нибудь грека-козопаса.

– Ну ты и чудак! Аллен никогда не глядит под ноги. Он может выйти на дорогу на красный свет!

– Знаю. А бедняжка Эллен косолапит. Зато у нее доброе сердце и симпатичная мордашка. Надеюсь, ее кто-нибудь полюбит и ампутирует ей ноги.

– Дай хоть немного поволноваться! Мне так легче.

– Отлично сказано. Давай вместе переберем все самые кошмарные перспективы!

– Ты ведь понимаешь, о чем я.

– Понимаю. Однако виноваты именно вы, ваше высочество! Гемофилия передается только по женской линии. Бедные кровиночки!

– Никто так не любит своих детей, как ты.

– Вина моя десятикратна, ибо я подлец!

– Люблю тебя.

– Ну вот, совсем другое дело. Видишь ту полосу? Гляди, как дрок и вереск цепляются за песок и он выступает из-под них твердыми маленькими волнами. Капли дождя бьются об землю и отскакивают в тонкую дымку тумана. Мне всегда казалось, что Монток похож на Дартмур или Эксмур, хотя я видел их только на картинках. Пожалуй, переселенцы из Девоншира чувствовали бы себя тут будто дома. Как думаешь, здесь есть привидения?

– Если не было, то благодаря тебе будут.

– Говорить комплименты надо от всего сердца.

– От сердца потом. Где-то здесь нам сворачивать. На указателе должно быть написано «Муркрофт».

Указатель вскоре обнаружился. У длинной веретенообразной оконечности Лонг-Айленда мы выявили еще одно достоинство: дождевая вода впитывалась в песок, и грязи не было.

Поселились мы в кукольном домике – новом и ситцевом, с двумя односпальными кроватями, разрекламированными в общенациональном масштабе, и пухлыми, как пышки, матрацами.

– Мне такие кровати не нравятся!

– Глупыш, стоит только руку протянуть…

– Протянутой рукой ты не отделаешься, моя развратница!