Петер Хандке - Женщина-левша [litres]

Она спросила:

– Ты все еще пишешь?

Отец рассмеялся.

– Ты хочешь спросить, буду ли я писать до конца своих дней, не правда ли? – Он повернулся к ней: – Мне кажется, я когда-то избрал неверное направление в жизни, но я не виню в том ни войну, ни другие внешние обстоятельства. И мое писание представляется мне иной раз пустой отговоркой, – он хихикнул, – а иной раз и нет. Я так одинок, что вечером, перед тем как заснуть, мне часто не о ком даже подумать – просто оттого, что целый день я ни с кем не общался. Как писать, если тебе не о ком думать? А с той женщиной я, к примеру, встречаюсь главным образом затем, чтобы, когда умру, меня вовремя нашли и труп мой не валялся бы слишком долго в забросе. – Он хихикнул.

Она:

– Перестань дразнить меня.

Отец как-то неопределенно повел рукой и показал наверх, на лес:

– А гору за ним совсем не видно.

Она:

– А бывает, что ты плачешь?

Отец:

– Однажды было, да, год назад, когда я как-то вечером сидел дома. А потом мне захотелось пойти развлечься!

Она:

– А время тянется для тебя так же мучительно долго, как и в юности?

Отец:

– О, значительно дольше. Каждый день я как бы застреваю во времени. Вот, к примеру, сейчас: уже давно стемнело, а мне все еще кажется, что вечер только начинается.

Он крутанул руками вокруг головы. Она повторила за ним его движение и спросила, что это значит.

Отец:

– Я обернул голову теплым платком, представив себе долгую ночь впереди. – Он уже не хихикал, а громко смеялся. – И ты так же кончишь, Марианна. Кстати, сказав тебе это, я выполнил свою миссию.

Они посмеялись, и она заметила:

– Что-то похолодало. Верно?

Они спустились с холма с другой стороны поселка. Отец вдруг остановился и поднял вверх палец. Она обернулась на ходу:

– Да не останавливайся же, папа, если что-то хочешь сказать. Мне это еще в детстве действовало на нервы.

На следующий день они ходили по отделу женской одежды большого универмага в близлежащем торговом центре. Продавщица, обращаясь к иностранке, которая вышла из кабинки в зеленом костюме и теперь стояла в нерешительности, сказала:

– Он вам очень к лицу.

Отец подошел и возразил:

– Но это же неправда. Костюм премерзкий. Он ей вообще не идет.

Марианна быстро шагнула к ним и потянула отца дальше.

Они поднялись на эскалаторе; сходя с него, отец споткнулся. Идя дальше, отец взглянул на нее и сказал:

– Мне хочется обязательно с тобой сфотографироваться. Здесь есть автоматы?

Когда они подошли к фотоавтомату, служащий как раз менял в нем проявитель. Отец нагнулся к фотографиям-образцам, прикрепленным к стенке аппарата: на четырех фотографиях, одна под другой, был изображен молодой человек, верхняя губа его приподнялась в улыбке; на одной фотографии была еще девушка. Отец внимательно присматривался к служащему – тот запер аппарат и выпрямился; и тогда отец словно бы с изумлением показал на фотографии:

– Да ведь это вы! Не правда ли?

Служащий стоял рядом со своими фотографиями; он выглядел теперь значительно старше, был почти лысый и улыбался иначе. Он кивнул. Отец спросил про девушку, но служащий лишь махнул рукой, будто что-то отбросил прочь, и удалился.

Сфотографировавшись, они в ожидании снимков ходили поблизости; отец останавливался у многих вещей. Когда они вернулись, автомат как раз выдал фотографии. Молодая женщина взяла их, но на фотографиях было лицо совершенно незнакомого человека.

Она оглянулась: перед ней стоял оригинал.

– Ваши фото уже давно готовы. Я позволил себе их посмотреть. Извините.

Они обменялись фотографиями. Отец долго разглядывал незнакомца и наконец сказал:

– Вы же актер, не правда ли?

Тот молча кивнул и отвел глаза:

– Но сейчас я безработный.

Отец:

– Вы всегда стесняетесь слов, которые должны произнести. От этого усиливается чувство неловкости.

Актер рассмеялся и опять отвел глаза.

Отец:

– Вы и в частной жизни так малодушны?

Актер сперва засмеялся и отвел было глаза, но тут же посмотрел на отца.

Отец:

– Ваша ошибка в том, полагаю, что вы всегда удерживаете в себе что-то о себе. Для актера вы недостаточно нахальны. Вы хотите походить на героев из американских фильмов, но никогда не станете подвергать себя риску. Поэтому получается, что вы только рисуетесь.

Актер поглядел на молодую женщину, но она не вмешалась в беседу.

Отец:

– Я полагаю, вам надо научиться по-настоящему бегать, по-настоящему кричать, раздирая рот. Я замечал, что вы, даже когда зеваете, не смеете широко открыть рот. – Он двинул актера кулаком в живот, тот скрючился. – К тому же вы плохо тренированы. Сколько времени вы без работы?

Актер:

– Я уж и дней не считаю.

Отец:

– В следующем фильме подайте мне знак, что вы меня поняли!

Актер с силой стукнул себя кулаком по ладони. Отец повторил его жест.

– Вот так! – Он пошел прочь и, обернувшись, крикнул: – Вас еще по-настоящему не открыли! Я радуюсь, видя, что вы от фильма к фильму становитесь старше.

Актер и молодая женщина, посмотрев вслед отцу, пожали друг другу руки и одновременно отпрянули от легкого удара электрического тока.

Она сказала:

– Зимой все бьет электричеством.

Они хотели разойтись, но поняли, что им нужно идти в одном направлении; они молча пошли рядом. У автостоянки, нагнав отца, они попрощались еще раз кивком головы, но все же прошли еще немного вместе: их машины, как оказалось, стояли почти рядом.

Отъезжая, она заметила, что актер обгоняет ее; он смотрел прямо; она свернула.

Молодая женщина стояла с отцом и мальчуганом на перроне. Когда поезд подошел, она сказала:

– Твой приезд меня очень поддержал, папа.

Хотела еще что-то добавить, но запнулась. Отец стал бурно жестикулировать и вдруг сказал, обращаясь к мальчугану, который поднимал его дорожную сумку:

– Ты знаешь, что я по-прежнему не различаю цвета. Но я хочу, чтобы ты знал также, что есть еще кое-что, чего я по-прежнему не делаю: хотя меня скоро можно будет назвать стариком, я не хожу дома в домашних туфлях и тем горжусь!

Он очень ловко, не споткнувшись, спиной поднялся на подножку и исчез в вагоне; поезд уже тронулся.

Мальчуган заметил:

– Он не такой уж неловкий.

Она:

– Он всегда только прикидывался.

Стоя на пустом перроне – следующий поезд прибывал только через час, – они обернулись и посмотрели на полого уходящую вверх гору за городком.

Она сказала:

– Завтра сходим на гору! Я никогда еще не была там, на вершине.

Мальчуган кивнул.

Она:

– Но нам нельзя будет долго копаться. Дни еще короткие. Захвати с собой компас.

Под вечер они зашли в зоопарк поблизости от дома, где звери живут на открытом воздухе, и оказались среди множества людей, которые молча двигались по дорожкам между вольерами; только в комнате смеха несколько человек громко хохотали. Солнце зашло, большинство посетителей заторопились к выходу. Молодая женщина и мальчуган остановились у какой-то клетки, стояли, смотрели. Смеркалось; поднялся ветер, они остались в парке почти одни. Она сидела на краю бетонной площадки, по которой мальчуган кружил на электромобиле.