Владимир Канивец - Крах диссидентки

— Так у меня есть! — значительно громче сказала Вита, уловив иронию в его голосе.

— Какие же это проблемы возникли у тебя, что ты меня вспомнила? — спросил Арсений, чувствуя, что иронический тон успокаивает внутреннее волнение, всколыхнувшее душу, когда он увидал Виту.

— Прошу тебя со всей серьезностью отнестись к тому, что я скажу! — нахмурила брови Вита, и в ее голосе зазвенели слезливые нотки.

— Вита! Ты цитируешь меня! — усмехнулся Арсений, зная, чего стоят эти притворные слезы. — Я тоже просил тебя относиться со всей серьезностью! Ты обещала и делала по-своему…

— Я не знала, что ты такой мстительный! — уже не притворно, а по-настоящему обиделась она.

— Вита! Если ты пришла только это сказать мне, то прости, я тороплюсь в командировку! — холодно сказал Арсений и взял со стола свой портфель.

— Подожди! Подожди! — испуганно преградила ему дорогу Вита. — Мне правда надо серьезно поговорить с тобой!

— Так говори, а не кичись своим нахальством! — строго проговорил Арсений. — Я не хуже тебя, как ты знаешь, умею насмехаться! Если никогда до сих пор не высмеивал тебя, то только потому, что щадил твое чувствительное самолюбие. Говори, что тебе от меня надо?

— Ты, наверное, знаешь, что я уже имею разрешение на выезд… — начала Вита, не садясь, так как Арсений продолжал стоять, показывая этим, что у него мало времени. Арсений не ответил, и она продолжала, явно преодолевая внутреннее сопротивление: — Я была у юриста и узнала, что… — Вита помолчала, скрывая волнение, прежде чем сказать главное: — Нужно твое согласие…

— Я не возражаю — можешь ехать куда угодно! — сказал Арсений не задумываясь.

— Не обо мне идет речь, об Алеше…

— Алешу я не дам! — так же без всяких раздумий проговорил Арсений. — И не проси!

— Но он же мой сын! Я его родила! — вспыхнула Вита. — Я одна имею на него право!

— А у тебя этого права никто не отнимает! — спокойно заметил Арсений. — Суд это подтвердил! И как мне ни было больно, я вынужден был смириться.

— Так почему же ты не отдаешь его мне, если и суд признал мое право на него? Где логика? Или ты хочешь просто отомстить? — Вита заметно нервничала.

— Я не отдаю Алешу тебе потому, что не хочу отпускать его в чуждый мне мир! Я не хочу, чтобы он бродяжничал на чужбине, нищенствовал там!

— Ты уверен, что я буду там нищенствовать? — вспыхнула от обиды Вита.

— Вита, успокойся, — вернулся к ироническому тону Арсений. — Я абсолютно уверен, что ты будешь иметь миллионы. Но я вовсе не уверен, что из твоих миллионов что-либо перепадет моему сыну. И знаешь почему? Потому что Алеша рос не на твоих руках, а на руках твоей матери! Он ни тебе, ни Марчуку не нужен там, в Америке, ни на копейку!

— А на сколько копеек он нужен тебе? — раздраженно спросила Вита. — Ты же не больше уделял ему внимания, чем я!

— Если я и плохой отец, то это еще не означает, что я должен с плохой матерью отправлять своего сына за океан, — усмехнулся Арсений. — Согласись, что логики нет.

— «Нет логики»! «Нет логики»! — закричала Вита. — Сын не твой!

В душе Арсения будто что-то оборвалось. В ушах зазвенело так, как звенит, когда за спиной прогремел выстрел. Вита, остро прищурив серые глаза, дерзко-мстительно смотрела на Арсения. И, должно быть, еще что-то говорила, он видел, как шевелятся ее красные губы, но из-за оглушительного звона в ушах ничего не слышал. А может, она только губами шевелила, стараясь скрыть, как они дрожали, предательски выдавая то, что делалось у нее на душе, что ей хотелось скрыть. Долгая минута понадобилась Арсению, чтоб прийти в себя и спросить хоть и спокойным, но будто чужим голосом:

— Может, ты скажешь, кто его отец?

— Это не имеет значения! — передернула плечами Вита.

— Чудесно! — Арсений уже овладел своим голосом. — И для меня сейчас не имеет значения не только то, кто его отец, а и то, кто его мать! Буду считать, что я его взял из детдома и воспитываю! И пока он не встанет на ноги, не выйдет на свою дорогу в жизни, буду делать все, что должен делать родной отец для родного сына.

— Боже, какой ты каменный! — с отчаянием воскликнула Вита.

— Спасибо на добром слове и прости: мне пора ехать, — снова вернулся к ироническому тону Арсений. — До встречи в Нью-Йорке!

И не ожидая, пока Вита уйдет, взял портфель и вышел из комнаты, не закрыв двери. «Сын не твой!» — горело в душе, сжигая все другие мысли. Боже, что она за человек? Неужели, прожив с нею пять лет, он совсем не знал ее? Если Вита сказала правду, что сын не его, то как она могла столько лет умело скрывать это? А если сказала неправду, то где граница того кощунства (да что там — преступления!), к какому бы она не могла прибегнуть, чтобы добиться своего? Явно думала: он, узнав, что Алеша не его, согласится — зачем ему чужой ребенок! — она заберет сына с собой. Ах, влила-таки отраву в душу! Мысленно увидел Алешу. Ничего отцовского в нем нет, вылитый — мать: такие же большие серые глаза, круглый лобик и улыбка, как у Виты, с лукаво поднятыми уголками губ.

После того как Вита забрала все из квартиры, Арсений никого домой не приглашал. Встречался с друзьями только в редакции. И сделал открытие: вся эта суета — постоянно кто-то сидел у них дома, пил кофе, спорил! — исчезла вместе с Витой. Телефон, который раньше не умолкал, молчал. Квартира была пустой, и Арсения теперь не оставляло ощущение пустоты, в которой он оказался. И такой вакуум, что даже слышал, как отдавалось эхо его шагов, когда он ходил по комнатам. Думал: «Как все же много порвалось нитей, которые связывали меня с миром». И почему-то возникло сравнение: росла на лугу трава, ее скосили. Надо теперь лишь пережить зиму, дождаться весны, лета, чтобы она, эта буйная зелень, снова поднялась и покатила за горизонт упругие зеленые волны.

Когда Вита уезжает, Арсений не знал, но по тому, как она спешила сделать все, чтобы забрать с собой Алешу, — догадывался, что вот-вот двинется в далекую дорогу. Отчаянная! Бросить все: Родину, мать, сына, друзей, знакомых и лететь за океан, в совсем другой мир — надо быть либо очень смелой, уверенной в своих силах, либо сумасшедшей. Что-то похожее на бабочку, очумело летящую на огонь, не знающую, что он обожжет ей крылья. Трудно заглянуть в чужую душу, не всегда удается разглядеть, что делается и в своей, а интересно было бы знать, какие чувства мучают или радуют Виту. Самое болезненное для нее, видимо, то, что она не может взять Алешу. И не потому, что он так уж ей нужен — обходилась без него месяцами, — а потому, что не по ее вышло, что потерпела поражение в той борьбе, в которой добивалась только полного успеха. К поражениям она вообще не привыкла: судьба пока что нежно баюкала ее в своих объятиях. Правда, бог и талантом ее не обидел, и энергией. Одно только забыл вложить ей в голову: умения с холодной логикой анализировать свои пылкие чувства, чтобы они не брали верх над разумом.