Сара Зарр - Джем и Дикси

Я двигаюсь вслед за тележкой дальше и дальше, словно во сне, и останавливаюсь, только когда кассир пробивает все наши продукты. Общая сумма близится к четырем сотням долларов, и я внутренне сжимаюсь, представив, как разозлится отец, как нам придется возвращать все назад. Но, к моему удивлению, этого не происходит. Отец молча протягивает кассиру наличные, и я отчетливо понимаю, что не хочу даже думать, откуда у него такие деньги.

Мы отправляемся домой на такси, забив продуктовыми сумками весь багажник. Дикси устраивается между нами. Прижавшись к отцу, она берет его под руку и склоняет голову ему на плечо. Поморщившись, я прислоняюсь к двери.

Ужин они готовят вместе. Папа решил приготовить мясной рулет, макароны с сыром и зеленые бобы. На десерт – шоколадный пирог.

– Самый лучший ужин, – говорит он, – тот, что приготовлен дома.

– Но мама – вегетарианка, – пытаюсь напомнить ему я, когда он откладывает овощи в сторону. Как будто мясо на столе – самая большая проблема, которая ждет нас, когда мама вернется домой.

– Она может просто не есть мясной рулет, вот и все.

Дикси протискивается мимо меня, неся в руках по банке чили.

– Могла бы и поблагодарить его, вообще-то, – цедит она сквозь зубы.

Объявив, что я отправляюсь делать домашнюю работу, я выскальзываю из кухни, прихватив с собой пачку арахиса, которую я планировала убрать на полку в кухне. Прикрыв дверь в комнату, я набрасываюсь на орехи, проглатываю их горстями, едва успевая дышать.

Я все еще не могу поверить в то, что там, на кухне, прямо сейчас находится он. Мой отец.

Человек, который уходил и возвращался так много раз, что мы уже давно сбились со счета. Человек, который был настолько ненадежным, насколько это возможно. Именно отец, не глядя оплативший наш счет на дикую для нас сумму, был единственным, кто заставлял нас голодать все это время. Именно он заставил маму мечтать о большем, заставил ее поверить, что мы все будем счастливы, чтобы позже разрушить все это собственными руками. Возвращаясь снова и снова, он давал одни и те же обещания, которые в итоге не стоили ни гроша.

С чего он решил, что может вернуть нас по щелчку пальца? С чего он решил, что имеет право снова обнимать нас, называть по имени, приходить в наш дом и покупать нам еду? Какая-то крошечная часть меня хочет поверить в эту красивую картинку, в то, что на этот раз все будет иначе, хотя бы на мгновение, хотя бы на минуточку. Но мне плевать на все его слова, на все его попытки играть с нами в идеального папочку из телешоу. Я нутром чувствую, что это не принесет ничего хорошего. Я всем сердцем не хочу находиться с ним в одной квартире.

«Ты не обязана, Джем».

Я мысленно спорю с мистером Бергстромом, который явно понятия не имеет, насколько это сложно – идти наперекор своей семье.

– Могу поспорить, вы и не подозревали, что я умею готовить.

Усевшись напротив меня, отец отрезает огромный кусок мясного рулета и кладет мне на тарелку, рядом с горсткой зеленых бобов и горкой макарон с сыром. На самом деле бобы были консервированными, макароны – замороженными, а мясной рулет не казался чем-то фантастически сложным в приготовлении. Но скажу честно, бывало и хуже. Ладно, бывало намного, намного хуже. Ужин оказался не просто съедобным. Он был вкусным! Даже несмотря на то, что во мне уже было полпачки орехов, я сметаю свою порцию в считанные минуты – то ли потому, что это вкусно, то ли потому, что хочу заглушить сжимающий мой желудок страх. Скрытый, тихий ужас в ожидании того, что случится, когда мама вернется и поймает нас с поличным. Я прекрасно знаю, что все, что мне нужно сделать, – встать, отворить входную дверь и уйти. Но ноги отказываются меня слушаться, и я молча их ненавижу.

– Кстати, ты же еще не знаешь. Я уже подыскал работу в Сиэтле.

– Уже? – Я поворачиваюсь к отцу. Как он успел? Как давно он приехал сюда на самом деле?

– Ну, мне повезло. Ничего особенного, просто вышибалой в баре «У Родди». Осталось только встретиться с менеджером. Платить много не будут, но суть не в деньгах, суть в связях. – Он отрезает себе еще немного мясного рулета. – Раньше у меня было много связей по всему городу, и теперь их нужно восстановить. «Родди» сейчас на пике популярности. Все говорят, что «Вельвет» скатился.

Я накладываю себе добавки. Все, что происходит сейчас, кажется мне таким сюрреалистичным и нереальным. Отец сидит за нашим столом и болтает, так, будто был здесь всегда, а я сижу и слушаю так, будто это в порядке вещей.

– Эта работа – еще одна ступенька в лестнице. Заполнение пробела. В этом весь смысл, – улыбается он, ковырнув еду вилкой. – Я очень предусмотрителен, не правда ли?

Мне не хочется в сотый раз выслушивать сказки о его планах и о том, какой он замечательный, и я встаю из-за стола, сказав, что займусь посудой. Пока папа отходит в ванную, Дикси включает телик и достает тетради с домашней работой. Я стою перед раковиной, словно оцепеневшая, и наблюдаю, как она заполняется горячей водой, источающей мандариново-апельсиновый ароматизированный пар купленного отцом мыла.

Я закрываю глаза и представляю, как подхожу к двери, спускаюсь по подъездной лестнице и выхожу за ворота. То, что придется пережить перед этим, мне даже представлять не хочется. Я могу только догадываться.

А что, если мне всего лишь нужно пойти в парк, выкурить сигарету и дождаться завтрашнего дня? Ведь это так привычно. Каждый мой день – всего лишь ожидание его завершения.

Я мою тарелки и представляю, как выхожу из квартиры и больше не возвращаюсь. Снова и снова. Тряхнув головой, одергиваю саму себя, понимая, что это невозможно. Хотя бы потому, что это невероятно глупо. С девчонками, сбежавшими из дому, не происходит ничего хорошего. Чем только им не приходится заниматься ради денег, пока не подоспеет помощь.

Пока я мою посуду, папа слоняется по квартире и болтает без остановки – о том, как он использует работу в баре для того, чтобы побольше узнать об управлении собственным клубом, о том, как много поменялось в Сиэтле с его отъезда.

– Сколько же хипстеров развелось, – слышу я краем уха, когда он возвращается в гостиную. – Говорят, они вытеснили даже рокеров и панков! Но я в это не верю, они остались, они где-то есть. Дикс, надеюсь, ты-то не слушаешь эту хипстерскую чушь, а?

Откуда-то из комнаты доносится тихое «нет».

– А что ты слушаешь? Поставь-ка мне что-нибудь. Где проигрыватель?

– У нас его больше нет, – отвечаю я.

– Я обычно слушаю музыку с телефона, – добавляет Дикси.

Мы решаем не говорить отцу о том, что, когда нам нужны были деньги, мама продала не только проигрыватель, но и всю коллекцию дисков. С тех пор единственным источником шума в доме стал телевизор.