Сара Зарр - Джем и Дикси

– Неправда, – мямлит она.

У мамы вырывается нервный смешок:

– А почему, по-твоему, он написал не Джем, не мне, а тебе? Он прекрасно знает, что может обвести тебя вокруг пальца. Ты всегда смотрела на него сквозь розовые очки, Дикс. Ты переплюнула даже меня в те годы, когда я его встретила.

Ничего не ответив, Дикси встает и уходит в нашу комнату, сжав письмо в руке.

Ей вслед летит мамин крик:

– Не обольщайся, детка, он обманет и тебя.

Я жду, что мне станет легче от ее слов. Станет легче от того, что папа написал Дикси только потому, что ее проще одурачить, как и сказала мама. Но какая-то маленькая часть меня все еще хочет быть на ее месте. Я была бы так счастлива, если бы это письмо было адресовано мне. Я так хочу, чтобы это меня он пытался обвести вокруг пальца.

Мама тихо опускается на пол рядом со мной:

– Хорошая пицца, правда?

Я киваю, наблюдая, как она вытягивает ноги, прижавшись спиной к дивану.

– Знаю, тратить деньги на какую-то пиццу – очень плохая идея. Но мне так хотелось. Знаешь, это тот самый момент, когда тебе это просто необходимо. Понимаешь?

Да, мам. Прекрасно понимаю.

– Приглядывай за ней, Джем.

Как будто мне нужно напоминать об этом.

– В школе она притворяется, что мы вообще не знакомы.

Мама жмурится, потирая виски, так, словно от нашего разговора у нее разболелась голова:

– Все равно присматривай, Джем. Как только можешь.

Всю следующую неделю Дикси практически не разговаривает со мной. В школе это всегда было обычным делом, но теперь пытка молчанием продолжается даже дома. Странно было и то, что мама проводит эту неделю с нами, уходя только на работу, и будучи абсолютно трезвой. Складывается ощущение, что она почти сторожит наш дом, напряженно ожидая дня, когда на пороге появится отец. Она покупает нам немного продуктов – жареного цыпленка, соус для спагетти, рис в пакетиках для быстрого приготовления. Спрашивает меня, как прошел мой день в школе. А в выходные даже готовит нам завтрак – далеко за полдень, но все же.

Я понимала, что это долго не продлится.

Все, чего мне хочется, как можно скорее увидеть мистера Бергстрома и поговорить. Но на нашей встрече в понедельник я не могу выдавить ни звука. Слова застревают в горле, мысли путаются в моей голове. Он просит меня нарисовать свои переживания на доске, но я отказываюсь. Он спрашивает, прочитала ли я письмо, но я вру и говорю, что нет.

Привычно откинувшись в кресле, мужчина ерзает и снова подается вперед, скрестив руки на столе перед собой:

– Честно говоря, ты меня очень беспокоишь, Джем. Ты явно расстроена, и я бы очень хотел знать почему. Твоя мама узнала, что мы оформили заявку на обеды? Она разозлилась?

– Нет.

– Скажи, почему ты не хочешь мне довериться? Я сделал что-то не так?

Я качаю головой. Он и вправду не сделал мне ничего плохого. Проблема в другом: я не доверяю никому. Даже тем, кто явно этого заслуживает.

– Ладно. Я не собираюсь на тебя давить. С кем-то это работает, но ты явно не из них. Но все же… – Задумавшись, он долго молчит и продолжает: – Джем, пойми, что я на твоей стороне. Мне не наплевать. Да, слушать тебя – моя работа, но дело не в этом.

Некоторое время мы сидим в полной тишине. Я спрашиваю у него разрешения уйти. Он соглашается, и впервые на его лице не появляется привычной успокаивающей улыбки. У меня такое чувство, что я его подвела.

Неделя тянется медленно, каждый день похож на предыдущий. Я ем в школе и дома. Я делаю домашнюю работу, убираюсь в своей части комнаты, курю свои сигареты. Каждый мой день проходит в напряженном ожидании. Я нутром чувствую, что вот-вот случится что-то очень важное.

Интуиция меня не обманывает.

В следующий вторник меня вызывают с самого утра, прямо на уроке английского.

– Джем, тебя вызывают в кабинет, – произносит миссис Кантрелл, повесив телефонную трубку.

Некоторые оборачиваются на меня, в том числе сидящая прямо передо мной Хелена Мафи.

– Что же ты натворила, Джем?

– Ничего.

Стоит мне подняться, как меня тут же одергивает миссис Кантрелл:

– Лучше захвати свои вещи.

Минутная стрелка напоминает, что до конца урока всего десять минут. И я слушаюсь.

Конечно же отец не мог придумать ничего лучше, чем заявиться вот так – прямо в школу посреди учебного дня. Если он планировал обратить на нас столько внимания, сколько вообще возможно, у него это явно получилось.

Я увидела его уже на подходе к кабинету мисс Бихейри, заведующей по посещаемости. Отец, увлеченный разговором с заведующей, стоял ко мне спиной. Но я смотрела не на него. Я смотрела на лицо Дикси. Она сияла, широко распахнутые, блестящие детским восторгом глаза смотрели на отца не отрываясь. Холодная, слишком крутая для общения со мной в школе, Дикси исчезла, будто ее никогда и не было.

Вот почему мама просила меня приглядывать за ней. Стоило отцу появиться на горизонте, как Дикси мгновенно превращалась в самую обычную девчонку, которая хочет, чтобы папа любил ее.

Так что моя работа – не быть ею. Не быть обычной девчонкой.

Я вспоминаю, как он врал нам, как оставил нас, как ловко он пудрил нам мозги. Это не сложно.

Отец оборачивается, сверкая своей фирменной, широкой и обаятельной улыбкой. Так улыбаться умеет только Расе Тру. Я вглядываюсь в его лицо, такое родное и чужое одновременно. С тех пор, как мы виделись в последний раз, проседь успела коснуться его волос и короткой бородки. На короткостриженой голове поблескивают солнечные очки. Ноги обтягивают явно слишком свежие и опрятные для безработного джинсы, из-под фланелевой куртки выглядывает футболка с логотипом одной из его любимых групп. На плече небрежно висит небольшой коричневый рюкзак.

– Джем, детка, – только и произносит он. И раскрывает объятия.

В один момент все воспоминания, все слова мамы, даже это чертово письмо, в котором не было ни слова обо мне, – все это вдруг теряет всякое значение. Хриплый, прокуренный голос произносит мое имя – и я делаю шаг вперед. Еще один шаг – и я прижимаюсь лицом к мягкой ткани его фланелевой куртки. Склонив голову, отец прижимается к моему лицу колючей щекой, и я слышу его шепот:

– Видишь, я здесь.

Проходит секунд десять, прежде чем я наконец-то отстраняюсь. И замечаю, что в офисе уже стоит мистер Бергстром. На его лице – самая широкая и неестественная улыбка, какую я только видела.

– Это твой отец, Джем? – Повернувшись к нему, он протягивает руку. – Майк Бергстром.

– Расс Тру. – Отец отвечает рукопожатием, улыбаясь психологу в ответ. – Вы директор или кто?

– Он школьный психолог, – встревает Дикси.

Мистер Бергстром поворачивается на ее голос:

– Кажется, мы тоже не были официально представлены?