Николай Дубов - Горе одному

Нет, не повторяется, теперь совсем другое. К шишкам, которые ему набили Иванычев и Гаевский, листок не приложишь… Ну, а дальше что? Спрятаться, уйти, как советовал Вадим Васильевич, на другой завод? Покориться Иванычевым и Гаевским? Сегодня он стерпит, завтра другой…

«Четверка», звеня, поднялась по проспекту. Из нее вышло столько народу, что Алексей стоял и диву давался — как они все там уместились? Это приехали со Стрелки на базар, и уже не столько покупать, сколько продавать — вон какие мешки и корзины тащат. Алексей отвернулся и пошел дальше.

— Алеша, подожди! Горбачев! — закричали сзади.

Сгибаясь под тяжестью больших корзин, его догонял Голомозый.

— Фу-х! Запарился, — сказал он, вытирая пот. — Видишь, дома тоже эксплуатация — жинка заставляет помогать.

От корзин несло крепким яблочным духом. Алексей проглотил голодную слюну — уже сутки он ничего не ел, кроме куска селедки в пельменной. Голомозый проворно нагнулся, вынул из-под мешковины яблоко.

— На, скушай яблочко.

— Падалица? — усмехнулся Алексей.

— Почему? Думаешь, точка вот эта? Это так… А если и червяк? Червячка всегда выкинуть можно… Как же ты теперь, а? Я было пробовал с Ефимом Петровичем говорить, замолвить словечко — ни в какую! Очень уж, говорит, на тебя рассердились: авторитет подрывает, на цехком наплевал, не явился… Всё, говорят, от ворот поворот, назад ему ходу нету!.. Ну и как же? У тебя, известное дело, ни кола, ни двора. Вы, молодежь, про черный день не думаете, что случилось — и голову некуда приклонить… Как в общежитии-то, не трогают?

— Выгоняют.

— Ну вот, ну вот… — завздыхал Голомозый. — Ох, люди, люди!.. Куда ж ты теперь? Деваться-то ведь некуда?.. Ты вот тогда осерчал, отклонился от нас. А зря! Человеку в беде одному нельзя быть. Никак нельзя! Человек, ежели он один, непременно пропадет. Запросто! И кто тебе руку помощи протянет? Товарищи? Они вон тебя — по рукам… Да… Ты приходи сегодня ко мне. Поговорим, посоветуемся. Другие братья будут, что-нибудь придумаем…

— Утешать будете?

— Утешить один бог может. А на первый случай и люди пригодятся: чем-нибудь да помогут. И отвергать доброе слово нехорошо…

— Не нужно мне ни ваших червивых яблок, ни червивых слов. Ешьте их сами!

Алексей повернулся и зашагал прочь.

— А ты не гордись, не гордись! — закричал Голомозый, протянув к нему руку с зажатым в кулаке яблоком. — Надумаешь — приходи!

Алексей не обернулся. Голомозый укоризненно покачал головой, посмотрел на яблоко, сунул его под мешковину и потащил корзины через сквер к другому трамваю.

Есть хотелось все больше. Чайная открывается в восемь, а сейчас не больше семи. Еще долго… Алексей сунул руку в карман, там было только две монеты. Тридцать пять копеек. Где же остальные? Было шестьдесят семь рублей. А… швырнул этому гаду. Шиканул, а теперь поесть не на что… Ничего, пускай знает.

Улица становилась многолюднее. Все спешили по своим делам — на базар, по магазинам, к морю, на вокзал. Один только он шел без дела и цели… Один! Выходит, Голомозый прав — он остался один? Куда ему идти? К кому? Наташа уехала, Виктор стал врагом, Вадим Васильевич струсил, перед Людмилой Сергеевной опозорился… Дядя Вася? Болен. Да и чем он может помочь… Кира? У нее свои дела и заботы — муж, ребенок. Одних он оттолкнул, растерял, другие сами отошли, вот и остался один…

А Яша? Есть же Яша Брук! Академик, хорошая душа. Он обязательно что-нибудь посоветует… Он живет где-то на улице Липатова. Не то шестьдесят четыре, не то восемьдесят четыре…

В доме шестьдесят четвертом Брука не оказалось, в восемьдесят четвертом тоже. Алексей хотел уже махнуть рукой на поиски, но потом решил попытать счастья в семьдесят четвертом.

Тетка, дергавшая морковь на грядке возле дома, сердито посмотрела на него.

— Рано ты в гости собрался. Вон крайнее окошко, постучи.

Алексей постучал в распахнутую раму. В комнате что-то грохнуло, в окне появились Яшины голова и голая грудь. Он близоруко прищурился и заулыбался.

— Алеша? Вот неожиданность! Я сейчас…

Через минуту он, уже в рубашке, открыл дверь.

— Входи.

В маленькой комнатке стояли две раскладушки — одна с прибранной постелью, нетронутая, вторая, со смятой простыней, была завалена книгами. Книги валялись и на полу, должно быть, упали.

— Разбудил?

— Нет, я давно не сплю, читаю. Какими судьбами? Молодец, что пришел!

— А тут кто? — показал Алексей глазами на вторую койку.

— Сын хозяйки. Я ведь не комнату, угол снимаю. Комната — не по карману… Но его сейчас нет, уехал в отпуск на две недели… Садись, что ж ты стоишь? Как это ты догадался прийти?

— Беда привела.

— Какая беда? Что случилось?

Яша слушал, то и дело без нужды протирал стекла очков и внимательно поглядывал на Алексея.

— Вот такие невеселые дела, — заключил свой рассказ Алексей. — С чего начал, тем и кончил — хоть опять в беспризорники иди…

— Да, — покивал Яша. — Подожди, ты есть хочешь?

— Как зверь!

— Только, знаешь, у меня, кроме хлеба и помидоров, ничего нет, — застеснялся Яша. — Можно бы чай… Только позже, когда хозяйка плиту затопит…

— Пес с ним, с чаем!

Алексей набросился на еду. Яша отковыривал корочки и лениво, задумчиво жевал.

— Вот, все срубал! — сказал Алексей, покончив с последним помидором. — Постой, это же я у тебя все съел? Деньги у тебя есть? А то ведь у меня — вот, тридцать пять копеек…

— Не дури! — улыбнулся Яша. — Что ж ты думаешь дальше делать?

— Буду добиваться, чтобы восстановили. Только не знаю как… Вот пришел к тебе. Ты же у нас академик, посоветуй.

— В детстве легко быть академиком… — Яша катал хлебный шарик, сосредоточенно разглядывал его и молчал, потом швырнул за окно. — Уезжай. Оформляй увольнение и уезжай. В другой город, на другой завод. Хотя бы в Ростов. Ты ведь оттуда родом? Специальность у тебя хорошая, отлично устроишься… А здесь? Здесь при каждом удобном и неудобном случае будут тыкать пальцем — он такой и сякой. Так всю жизнь и будешь тащить этот хвост за собой…

Это была мысль. Мировая мысль! В Ростове ведь Наташа, он сможет ее видеть чуть ли не каждый день. Да просто каждый! И устроиться можно. Там один «Сельмаш» чего стоит. Заводище — дай бог! И другие есть… Не на тот, так на другой. Дадут место в общежитии. Что там, хуже, чем здесь?..

— Нет, — угрюмо насупясь, сказал Алексей. — Никуда я не поеду. Я что, для себя выгоды искал? Я правды добивался. А так что же получится: ничего не добился и — в кусты? Они же только этого и хотят. Выходит, сыграть им на руку? Нет, Яша, по-моему, так нельзя. Если один раз испугаться, будешь дрожать всю жизнь…

— Угу… «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой!» — продекламировал Яша.