Уильям Сароян - Что-то смешное : Серьёзная повесть

А потом Коди увидел наконец брата Дейда — тот стоял на станции с Уорреном Уолзом, и Коди сразу же узнал его, а рядом с ним был сын, очень похожий на отца и на дядю. Придя домой, Коди рассказал своему младшему, Барту, о брате Дейда и его сыне, которого зовут Рэд.

— Братья выглядят совсем одинаково, одинаково стоят, одинаково ходят, одинаково разговаривают, — сказал он. — Он профессор в Стэнфорде. Я собираюсь покатать его сына на паровозе. У этого мальчика очень умные глаза. Я знаю, он боится, но поездить ему все равно хочется, очень.

Барт вернулся из Фрезно, как раз когда Коди собирался лечь. Отец и сын вдвоем занимали весь дом; мать юноши умерла десять лет назад, а его братья и сестры уже обзавелись своими семьями и жили — кто в Лос-Анжелосе, кто в Сан-Франциско.

— Ну вот, — сказал юноша, — и я с ним повстречался.

— С кем? — сказал Коди.

— С братом Дейда, — сказал Барт. — Ехал я себе на машине и вдруг вижу: кто-то пересек дорогу и бегом — в виноградники. Я сделал круг, подрулил к виноградникам с другой стороны, смотрю: он выбежал, споткнулся и упал, потом поднялся, потом снова споткнулся и упал и больше уже не поднялся. Я и понятия не имел, кто это. Подъехал, подошел посмотреть. Отвез его во Фрезно. В скверном он был состоянии, по-моему.

— Пьяный, что ли?

— Не думаю, что в этом было дело. Хотя он и был выпивши.

— Где ты его оставил?

— Возле публичной библиотеки. Он вошел в бар на углу.

— Что он говорил?

— Ничего. Сказал, что ему неохота разговаривать.

— Днем он выглядел очень хорошо. Значит, так-таки ничего?

— Сказал свое имя, когда мы остановились; хотел этим отблагодарить меня.

— По всей вероятности, ссора, — сказал Коди. — Дейд и Трикс вечно ссорились. Скорые они на ссору. К утру все забудется.

— Никогда раньше не видел я человека в таком скверном состоянии, — сказал Барт. — Испугался даже.

— Ничего, — сказал Коди. — Больно скорые они, вот и все.

— Это само собой, — сказал Барт. — И все-таки, казалось, в этом есть что-то большее.

— Я утром поеду мимо и остановлюсь на минутку, — сказал Коди.

Утром Барт сказал:

— Что-то произошло там все-таки. Не знаю, что именно, но что-то там было. А испугался я, наверно, вот почему: я почувствовал, что он может упасть сейчас замертво или даже убить кого-нибудь, в припадке гнева.

— Гнева?

— Это было похоже скорее на ярость. Это была не шутка какая-нибудь, ничего смешного. Это была исступленная ярость убийцы.

Сейчас, катя в машине с Ивеном и его детишками на станцию, на товарно-сортировочную станцию Кловиса, Коди Боун прислушивался к разговору отца с сыном и по тому, как говорил отец, понял, что Барт был недалек от истины. Он не хотел вмешиваться не в свое дело, но когда его машина чуть было не ударилась о другую, не затормозившую у знака «стоп», и Коди пришлось свернуть и наехать на кусты, от чего их всех здорово подбросило, он сказал:

— Что поделаешь, жизнь полна неожиданностей, не так ли?

Он вовсе не предполагал затевать этим замечанием разговора, но после того, как он его сделал, а Ивен Назаренус не ответил тут же каким-нибудь пустяком — значит, вопрос этот для него не пустяковый, — Коди понял, что Ивен и вправду был в скверном состоянии и что ему до сих пор скверно.

— Я хочу сказать, — поспешно добавил Коди, — если что-то должно случиться, что-то неожиданное, то ничем тому не помешаешь. Вот хотя бы этот глупый мальчишка, который чуть было не врезался в нас. Но слава богу, он этого не сделал, так что мы целые и невредимые отправляемся все вместе дальше, к нашему паровозу.

Он повернулся посмотреть на мальчика рядом с собой. Глаза у Рэда были огромные, испытующие. Испуг уже исчез из них, но волнение осталось.

— Где я сяду? — сказал Рэд.

— Справа от меня.

— А можно будет мне посидеть на вашем месте и высунуться, как вы, из окна?

— Конечно.

— Ева, — сказал Рэд, — ты будешь смотреть снизу, будешь смотреть, как я поведу паровоз.

— Хорошо, — сказала девочка.

Коди Боун остановил машину перед станцией.

— Я надену рабочий костюм, — сказал он, — и минут через пять вернусь со своим большим черным малышом.

— Мы выйдем на платформу, — сказал Ивен.

В доме над биллиардной Гарри были шесть комнат, зал, кухня и две ванные. Дверь на улицу была заперта — с четырех часов утра. Сюзи, пожилая, дородная негритянка, и две ее «гёрлс» попивали кофе и курили сигареты. Они сидели в комнате, выходящей окнами на станцию, и смотрели, что там на станции происходит.

— Вон Коди Боун, — сказала Сюзи.

— Он когда-нибудь бывал здесь? — сказала «девочка», которую звали Пегги.

— Коди? — сказала негритянка. — О господи, нет! Мы с ним друзья с тех пор, как я нанимаю этот уголок. Он всегда помнит мой день рождения. Только потому, что я однажды сказала ему: «Коди, сегодня у меня день рождения». Я вся разоделась, да еще как! Но тот день был днем моего рождения не больше, чем сегодняшний. Смотрите, там есть еще кое-кто. Там этот мужчина с мальчиком и девочкой.

— А тот, что заходил прошлой ночью? — сказала «девочка», которую звали Той, нечто среднее между японкой и мексиканской индеанкой. — Уоррен Уолз? Он бывал здесь когда-нибудь прежде?

— Минуточку, — сказала Сюзи. — Мои девочки не знают, кто приходит сюда. Хорошо, что ты сболтнула здесь, а не где-нибудь еще. Мужчины бывают у нас не за тем, чтоб об этом прослышал весь свет.

— Я знаю, — сказала Той. — Мне только интересно, приходил ли он сюда когда-нибудь раньше.

— Вон они идут, — сказала Сюзи. — Остановились на платформе, мужчина держит за руки мальчика и девочку. — Она обернулась к девице. — Он никогда раньше не приходил. А что?

— Он плакал, как мальчик.

— Взгляните-ка туда, — сказала Сюзи. — Коди Боун подъехал на своем большом черном бэби. Так он называет машину. Но этим он вовсе не хочет обидеть черных. Он любит своего большого черного бэби. Посмотри-ка, Той. И ты, Пегги. Вот Коди спустился. Вот он поднимается обратно с мальчиком. Он был всегда моим другом. И в беде выручал. Вот он идет. Вон мальчик сидит на месте Коди. Посмотрите-ка.

Три женщины увидели, как паровоз выпустил пар и пошел, и маленький мальчик помахал рукой мужчине и девочке.

— Все они плачут. Не в этот, так в другой раз, — сказала Сюзи, когда паровоз исчез из виду, и мужчина с девочкой пошли вслед за ним. — Сначала они сдерживают слезы, потом дают им волю. Ты только не называй имен где-нибудь на людях. И ты, Пегги, тоже.

— Нужно мне очень его имя, — сказала Пегги.

Она всегда была чуточку склонна к самообороне, потому что, хоть она и блондинка была и фигуру имела получше Той, большинство мужчин, посещавших заведение, особенно которые поинтереснее, выбирали Той, а ей доставались мексиканцы, метисы, филиппинцы, негры, словом, все те, кто мало чем отличался от бессловесных тварей. Никогда ей не доставались такие, что умеют плакать. Такие, по крайней мере, люди, а не твари, — думала она.