Валер Новарина - Сад признания

Когда мы умрем, я советую вам ввести языки ваши в уста ваши, покуда земля не куснет вас, понарошку. А если случится так, что мы не умрем от смерти, я сам советую вам обратиться к таким делам, что приводят к введению в себя пищи, способствующей уничтожению писчедвигательной ткани.

Настоящая пища есть та, что произносит приговор вещности. В ином случае я бы вам посоветовал провести ваши уста сквозь другую дыру, ту, что ртом не является.

Теперь, когда мы прикасаемся к языку истинностью нашего уха, не является ли теперь устье земли порцией вещества, коей один ушат способен удовлетворить потребности нашего слуха? Земля, погребенная под разумом, сто раз ли ты права, испытывая к нам сарказм? О земля? о земля, земля, покуда ты здесь есть, сколько пребудешь еще ты этой землей, покуда ты есть здесь?

Они говорят Могила могилы , не зная, что слова сии произносят в виду собственной своей могилы; они замечают тропинку… нет! троп увековечный , где узнают они, что разумы их были усыплёнными: но они пошли к собственной пустоте своей, где пред ними предстал Бог; и неожиданно, в пустоте пространства, они потеряли веру.

Напиши, пожалуйста, на моей надгробной плите слова: «Я тот, кто не познал смерти в жизни иной, только в здешней».

Где твой труп?

Здесь и там. ( Он идет. ) Поставить человечество на почву, вот что будет нашим пророчеством. ( Он идет. ) Здесь теперь, Здесь проникает в дверь. ( Он идет. ) А теперь? ( Он идет. ) «Свободитель! свободитель?» В ухе своем я слышу посвистывание.

Дело произошло в голубую пятницу, когда услышал я одним сплошным месивом крик девяноста двух младенцев, выпоражнивавших свои вопли.

Сейчас мне кажется, что я вижу все так, словно внутренности пространства есть голос света выкрикиваемого.

Прислушайся же, как пространство отныне разрушает здесь измерений привычных узы; прислушайся же, как истинно оно выговаривается, выплескивается из жестов твоих, — тех, что твои и мои.

«Мухи небесные, не прикасайтесь к облаку.

Пёс лающий, жужжи играючи.

Земля, что здесь, поддержи нас днесь.

Травы, там растущие, плывите, пребудьте сущими.

Прохожий проходящий, будь прохожим преходящим.

Подвешенная тень, не спи целый день».

Они здесь, в этой комнате семяизвергающей; в другой пьесе Младенец Куб-Восьмеричный меняет свою позицию; в другом месте проваливается Младенец Пидсу́ха; Младенец Внутри-Те́лов обещает быть; инженеры Сухобрус и Ниссенбаум совершают торжественное открытие; лжет профессор Франго́пуло; Человек Квартобедренный бормочет сквозь зубы; Углубчивый Некрофил придерживается противоположного мнения; Магнитоскония приходит, чтобы искупаться в собственной крови; Заку́порщик Дыры посредством Логики и Младенец Чертов-Палец внезапно цапаются; Младенец-Да́ затих навсегда; Мадонна Диспропорциональная убедительно не советует пользоваться ножом.

Наши речи усеивают отныне место это, запятнанное мыслью.

Мы достигли тучной почвенности речи: язык земли запутался ныне в собственных путах; пролитый на землю, вот он перед вами.

Кто соберет после вас обрывки того, что разбросали вы там и здесь?

Их соберут: подметальщик Либрессий Инвизибл, подметальщик Жасмин Прейскурант, подметальщик Ужвий фон Визг, подметальщик Урус Урсулийский, подметальщик Жуть. Последний соберет все это в ком пыли и бросит его в лицо жизни умершей.

Язык человеческий на сегодняшний день состоит из материи.

Глядите: они подбирают с земли язык нечеловеческий и пожирают его поджаривая; они подбирают его, пожирают его, язык человеческий, слишком нечеловеческий — а затем они превращают его в песенку.

Что же в таком случае делает сестра ваша в этот конкретный момент времени?

Брат мой говорит на языке манипулирующей материи и не может разобраться в своей фекалии.

Что же конкретно в таком случае делает сестра ваша в этот конкретный момент времени?

Мой брат подставил лицо своей сестре-близнецу, а она отплатила ему тем же су.

Вот так вот: язык и тело его, затерянное в воздушном нутре, суть вода, затерянная на морском дне.

Язык более не понесет в нас звука наших речей, отныне сказанных.

Мы создаем дыру из красной материи и белой пыли, а также из шара манипулярия, о коем мы не имеем никакого представления.

Они позабыли харчевню де Ла Варнье, и маленькое кафе Брюске́, и цветочную аллею вдоль берегов канала Урлютюб. Вы скоро освободитесь от грязного пола этих людей, потому что звук, издаваемый миром, в котором эти люди вращаются, вступит в период воздержания.

А ты, ты тоже земного происхождения? Разве ты тоже превращаешь ежеутренне в красную пыль, человеческую подмыль? Ты пришел из речи? Ты идешь к логике?

Да. Ты видишь, что язык теперь обладает телом, безотносительно оголтелым, и что он напролом направляется в бег времен, туда, где ты его только что произнес.

Как можете вы поступать по-мужски, вы, мужики?

Попытаемся же примирить наше тело с полом. Мы не сможем излечить паркет, не соединив его с плафоном. Мы сможем действовать, да, разрезав других для себя на две части. Я придумал число множественное!

Как будете вы говорить о земле — земле, что глаголит с вами?

Изгоняя материю человеческую сквозь уста наши: выдувая и изгоняя диоптрию воздуха.

Человеческая материя, что выходит из уст твоих, живая ли то еще материя?

О, материя, себя самой материя, скажи-ка мне материя, слышишь ли ты меня! Когда глаголю я, я спрашиваю сам себя, есть ли — здесь — черная материя, о которой исстари грезил я, или же это попросту скотобойня. Звуки, которые я издаю, не доносятся до меня более.