Валер Новарина - Сад признания

А теперь, если бы мне надо было узреть вещность, я бы сказала ей: вещность, ты — моя зрящая звезда, и я говорю тебе да и да .

Вы говорите все это, потому что вы сами — чье-то тело, но оно пустое внутри.

Да, именно так. Тело мое мне подсказывает, что в настоящее время я нахожусь вокруг вас, засиженная и засто́ленная, чтобы слушать впоследствии мыслью своей уста передающие ; но я противополагаю ей внутреннее бормотание моего собственного ритмического протеста.

Они доходят до точки равновесия, где пространство распахнуто на четыре части. Действие ударилось в слезы. Велосипедист Кордуба пересекает безумие; Пожиратель Киркокеркегоров входит в собственную плоть; Человек Панталагийский достигает своей цели; чиркает карандашом по бумаге Младенец с Верхней Сиферы; Дети Гнева слушают шум ветра; Человек Черного Квадрата испивает до дна свою губку; Младенец Селадон сомневается в том, что он создал машину для истребления человечества; Младенец Заживодыродер терпеливо ждет, пока Мешковидный Младенец не предложит ему свои услуги; множество других персонажей отсутствует и достигает успеха, отсутствует и достигает успеха в постановке циркового номера под названием Трюк Человеческий.

Когда я был маленьким, у меня тоже было две дыры-победительницы, сегодня из них осталась только одна, но моторизованная.

Подберите этот камень остановившегося мгновения и превратите его в предмет. Что хочет сказать камень сей? Бросьте теперь его перед собой: вы можете бросить его, а можете и сами отступить на метр!

Когда я был маленьким, этот маленький кусочек мяса жил от меня отдельно: теперь же он воссоединился с моей думающей головой. Моя рука связана с мыслью моей синапсолями, фибриолями, светозарием; мысль моя соединена с ногой моей сердечным сплетением. Там находится средоточие страха.

Мы не слышим уже более язык ваш, коим вы глаголите, доходящий до нас почти снизу.

Внутри нас есть рука, которая спускается. Я пойду поищу продолжения у Иоканана Продолжицы и скажу тому, к чему я обращаюсь, что я отправляюсь в местности пустынные. Поглядите на эту руку!

Она невидима, эта рука. Вы ничего не сможете схватить ею.

Теперь: я вхожу в часть пространства, которое во мне освещено кожей.

Нет-нет: вы входите в часть пространства, что освещено теперешним настоящим: и оно впереди, словно свет, вопреки воле своей содержащийся в месте осязаемом.

Мы входим в ту часть света, которая есть страх.

Есть ли одесную пространства нашего часть видимого, что невидимо зрению нашему?

Ну да, ну да; но нет, но нет.

Мы, слепцы, в состоянии ли мы увидеть черное? Ну да, но нет.

Если бы в сей же миг вошел Глагол и действительно стал глаголом, в этом мире не осталось бы места более ни для чего, кроме как для света слова.

Да, да, да. Третьи наши уста зарылись в том, что, как мы слышали, спряталось внутри нас.

Произнесите же еще несколько слов, прежде чем посыпать их прахом.

Они перемещаются в том же пространстве, в котором мы пребываем в неподвижности.

Свойство целеполагания человеческого — ставаться человечишкой, помноженной на человека.

Когда человек удаляется от человека и от его значенья, он вновь начинает сознавать, что человек есть болезнь твари животной.

Человек стал единственной целью человечка.

Человек есть самые малые дарованные нам врата.

Таков человек, когда стамши он человеком в отсутствии человека.

Вместо того чтобы в собственном соку развариваться, смогли бы вы различать свет, землю, материю и воздухоплавательную мистерию, что отмораживает жизнь?

Нет.

Да.

Свет — это материя тонкая, проворная и проницательная, являющаяся причиной светания, она освещает и придает всему цвет и делает предметы видимыми. Свет попадает на материю, это так. Материя же есть смешение малых частиц, соединение которых образует все тела. Земля есть подлунный шар, созданный для нашей и тварей наших жизнедеятельности и пропитания. Землей называют также субстанцию, материю, из которой состоит этот шар как снаружи, так и внутри. Воздух есть жидкий и легкий элемент, окружающий землю.

В том месте, где Иоанн Сороковник поет свою одинокую песнь, не надобно бы ему затягивать псалом 151.

«Бездна взывает к глубине: ради бытия я съела брата своего; я преступила его, а затем совершила покаяние. Ты поднимешь то, что погребено, ты погрузишь то, что воспламенено!»

Мне всегда становилось плохо при мысли, что во французском языке слово я могу произносить я и вместе со мною совершенно посторонние мне люди.

Й-й-а тоже.

Я никогда не могла смириться с тем, что меня изрекало именно то, чем я сама являюсь, что меня создало то, чем я была, что я должна стать тем, кем буду, что я должна говорить кому ни по́падя ты есть , слышать, как ты рассказываешь, чем ты являлся, когда он был. А ты?

Что понимаешь ты под ты ? Предположим, что я принадлежит мне: но если оно принадлежит мне и вы пользуетесь им, то вы не имеете на то никакого права.

Замолчи. Тем, что мы живем здесь и можем углубиться, обязаны мы не языку, но пространству, что выносит нас и которое есть храм хроноса, углубленное здесь временем настоящим. Велите же сейчас всем тварям отведать понемногу от мира окружающего и открыть нам в лучах света вид на наши вежды.