Константин Коровин - «То было давно… там… в России…»

Засмеялся Громов:

— Деньги, что рыба, когда к тебе идет — не пужай…

Бартельс, сидя на корточках у удочек, толстый, трясся от смеху.

— До чего умна русская голова…

— Так-то так, — сказал Василий, — да вот что: река-то не та. Похожа, да не та. Вспомнил я. Тут по ту сторону лес, а там-то, я помню, луг был. Вот оно что…

— Ах ты, чертова кукла! — крикнул вдруг Бартельс и, вскочив, схватил удочку: большой налим вертелся на берегу.

— Вот и уха.

Писавший с нас Серов сказал:

— Ну вот, как я был рад, что рыба не шла. Сядьте, Бартельс, а то я не успел написать, как вы на корточках сидели.

— Ошень рада, — ответил Бартельс и, кряхтя, снова присел на корточки.

В июне стояла несносная жара — деться некуда. На небе ни облачка. У сарая петухи и куры сидят с открытыми ртами. Кто-то сказал, что чай помогает от жары. Пили. Пили с вареньем и коньяком. Еще хуже.

Жара делает человека злым — ни к кому не приступись, как собаки огрызаются. Вода в речке теплая. Купаемся часто. Залезаем в воду по горло.

Доктор Иван Иваныч разделся на берегу, — тело такое белое, — подошел к воде, наклонился, голову мочит.

Осторожно входит в реку, потом бросается и плывет.

— У Ваньки, когда купается, лицо такое серьезное, глаза белые. Он на какого-то угодника похож, — сказал толстый Юрий, влезая в реку.

— Богоносец, — сказал Василий Сергеич. — Ух ты, черт, до чего меня слепень жиганул.

К реке подбежал Ленька:

— Со станции какая-то барыня приехала. Спрашивает Николая Васильевича.

Приятель Коля, услыхав о приезде дамы, наскоро надел штаны, схватил пиджак, сапоги и побежал по берегу в сторону к лесу.

— Постой, постой, куда ты? — кричали из реки.

Но Коля уже пропал в кустах.

— Молодая барыня-то? — спросил Василий Сергеич, окунувшись с головой.

— А кто ее знает, она вуалью завернута.

— Молодая? — раздраженно переспросил Василий Сергеич.

— Я ведь говорю, что не видать какая.

— Что ты мямлишь? Какая?! Молодая?!..

— Чего ж, — лениво ответил Ленька, — я ведь говорю, а вы все окунаетесь.

Василий Сергеевич уничтожающе посмотрел на меня и сказал:

— Слуги у вас!..

— Только его спрашивала? — спросил доктор.

— Нет, еще спрашивала: «А доктор Иван Иваныч здесь?» Я сказал — здесь.

— Ах, черт!

Доктор Иван Иваныч живо выскочил из реки, схватил на берегу одежду, простыню, надел шляпу и пустился в сторону леса…

— Хороша гостья! — смеялся толстый Юрий, окунаясь и отдуваясь.

— Чего же смотришь, поди скажи ей, что их нет. Пошли в лес за грибами. А мы сейчас придем.

Ленька повернулся и пошел.

— Постой! — крикнул ему Павел Александрович, — ты поди, скажи ей, а потом возвращайся, да разгляди, какая она.

— Да я же глядел, — с сердцем сказал Ленька, — ведь ее не видать, вуалью вся голова завернута! Видать только, что толстая.

Покуда одевались, Ленька вернулся и сказал:

— Барыня на террасе сидят, квас пьют и велели, чтобы Николай Васильич или Иван Иваныч сейчас же пришли.

— И больше ничего? — спросили приятели.

— Нет, спрашивала, есть ли лодка. Очень, говорит, люблю на лодке кататься… Я сказал, что лодка есть.

Мы стали подниматься по тропинке к саду. Василий Сергеич, шедший впереди, вдруг остановился.

— А почему все-таки они убежали оба? Нет, ну ее к черту. И я не пойду. Еще влипнешь в историю!..

Когда мы подошли к террасе, незнакомка поднялась к нам навстречу. Она была полная, с темными глазами, серьезная и лет сорока. Очень любезно сказала:

— Какой у вас прекрасный сад.

И, вздохнув и отведя глаза в сторону, добавила:

— А фиалок уж нет…

И опять вздохнула.

— А где же Николай Васильич?

— Утонул, — сказал неожиданно Караулов.

— Как — утонул?! — удивилась незнакомка.

— Он грибы собирать пошел, — мрачно сказал Юрий.

— Собирать грибы — какая проза! Гораздо лучше кататься на лодке и рвать лилии. Они так пахнут…

— Тиной, — неожиданно сказал Ленька.

— Не твое дело! что лезешь?! — крикнул сердито Павел Александрович.

— Я так люблю цветы! — вздохнула незнакомка.

Павел Александрович предложил незнакомке свою комнату — отдохнуть. Она томно взглянула на него и сказала:

— Благодарю… Вы — милый.

А в дверях обернулась, вновь подарила Павла Александровича томным взглядом и вздохнула.

— Что же это такое, — вдруг возмутился Павел Александрович. — Куда же они пропали? Это странно и пошло. Такая милая особа. Решила оживить наше одиночество… С какой стати убежали! И что это значит?!.

Незнакомка вскоре вышла на террасу без шляпы и, восторженно протянув руки Павлу Александровичу, воскликнула:

Павел Александрович несколько опешил.

— Как странно! — продолжала незнакомка. — Доктор — это мой Лоэнгрин, а Коко — сама грация, мой папийон [211] папийон — декоративная порода комнатных собачек. , и оба ушли по грибы. Какая тоска!

Тетушка Афросинья накрыла стол на террасе. Ленька принес и поставил на стол водку, балык и миску с окрошкой.

Незнакомка бодро выпила рюмку водки и закусила балыком.

После завтрака она сказала:

— Я еду. Здесь лес и глушь. Меня ждут мои друзья — поэты. Пусть соберут мне полевых цветов. Больше. Как можно больше, чтобы я могла все лицо погрузить в них!..

Ленька хмыкнул и опрометью бросился в сад. Павел Александрович злыми выпученными глазами посмотрел ему вслед.

— Болван!..

Садясь на тарантас, незнакомка оглянулась на Павла Александровича и капризно сказала:

— Ну, что же вы? Садитесь, мой Рауль…

Павел Александрович расцвел и сел в тарантас. Незнакомка помахала нам кистью руки. Тарантас выехал за ворота…

— Это номер! Доктор — Лоэнгрин. Николай — папийон! Что же это такое? — хохотал Юрий Сахновский.

— Это она самая, — сказал Караулов.

— Кто — она? — спросили приятели.

— Вот то-то, что никто не знает… Поэтесса!..

— Уехала? — входя на террасу, спросил Василий Сергеевич. — Она ко мне в Москве заходила. Все около артистов, писателей, поэтов вертится…

Павел Александрович вернулся и, входя, мрачно сказал:

— Она меня называет Раулем. Милейшая особа, но странно — на станции ее дожидались какие-то два молодых человека. Она на Ярославль поехала. А все-таки, — подняв палец кверху, продолжал Павел Александрович, — она захотела пойти за мной. Пойти! Это понять надо.

— И за мной, — сказал Василий Сергеевич.

— И за мной, — промычал Иван Иванович.

— Какие пошлости! — поморщился Павел Александрович. — Рауль!.. Хм!.. Странная особа…