Константин Коровин - «То было давно… там… в России…»

— Идет! — крикнул я и побежал к дому.

Все бросились за мной. Впереди всех бежал Анчутка. А Шаляпин остался.

— Стойте! — кричу я. — Анчутка, это позор! Шаляпин один остался…

Мы вернулись. Фигура светилась. Шаляпин шел к ней.

— Не ходите! — кричал Анчутка. — Не ходите! Задушит! Непременно задушит!..

Шаляпин медленно шел к видению. И вдруг упал. Упал так, как умел падать Шаляпин! К нему бросился призрак, и все погасло. Настала тьма.

Анчутка закричал:

— Он погиб!

Мы бросились к Шаляпину. Он лежал у дорожки на траве и загадочно молчал. Мы подняли его. Анчутка держал его под руку и, волнуясь, говорил:

— Успокойся, успокойся, пожалуйста. Это ничего… успокойся…

— В чем дело? — спросил Шаляпин. — Чего ты дрожишь?..

— Да ведь как же, ты упал… Я испугался.

— Когда упал? Да ты что бредишь?..

Анчутка испуганно посмотрел на него.

— Ты не волнуйся, Федя, это ничего.

Пришли домой, сели у меня в большой комнате за стол. У Шаляпина на шее темнели два красных пятна. Анчутка отозвал меня в коридор и, блестя испуганными черненькими глазами, говорил:

— Посмотри… Ты видел? Он его душил… Хорошо, что мы подбежали вовремя… Я сейчас еду… Я сегодня же к утру все доложу нашему спиритическому обществу. Мы все сюда приедем…

Как ни уговаривали мы Анчутку остаться, он не мог успокоиться и утром, когда мы спали, уехал в Москву…

Через три дня, утром, во всех газетах появились сообщения: «Видение Шаляпина», «Шаляпин — медиум»…

Через несколько дней какой-то ловкий предприниматель выпустил брошюрку «Видение Шаляпина», и она успешно продавалась во всех книжных магазинах, и вся Москва гудела.

— Слышали, Шаляпин-то, медиум? Ведь это что такое? Сколько одному отпущено… А я вот хоть тресни… ничего не видал.

Ловкий предприниматель, автор книжки, руки потирал…

А когда вся история разъяснилась и его стали осаждать возмущенные читатели, — пожимая плечами, с лукавой усмешкой говорил:

— Не я выдумал… Мне говорил не кто-нибудь, а тоже медиум, архитектор Мазырин, человек почтенный. Я тут ни при чем…

А Мазырин с той поры, — если при нем заходила речь о спиритизме, — обиженно поднимался и безмолвно удалялся из комнаты.

Заехал ко мне на днях петербургский знакомый и пригласил поехать в деревню, километров шестьдесят от Парижа. Приглашение соблазнительное. Я все время жил безвыездно в Париже и дальше Сен-Клу нигде не был.

Кроме того, знакомец мой рассказал мне, что мы будем гостить в маленькой усадьбе с большим деревенским домом. Около, на горе, лес березовый и сосновый, сад с фруктовыми деревьями, а перед домом — большой луг, кончающийся далями лесов. И добавил:

— На Россию похоже.

«Не может быть», — подумал я.

— Встретит вас ваша знакомая с мужем. Он американец. Вы, когда увидите его, удивитесь — он точь-в-точь Шаляпин, и роста такого же…

Два часа ехали по железной дороге. На станции встретила нас моя знакомая, а около нее, вижу, и впрямь стоит Шаляпин.

Я не поверил своим глазам. Сходство было действительно поразительным, особенно — когда он засмеялся.

Я с ним заговорил по-русски, но он ничего не понял, любезным жестом пригласил нас садиться в автомобиль и сам сел за руль.

Мы помчались по ровной дороге.

Кругом поля, и на них были разбросаны снопы скошенного овса.

«Что же это такое? — подумал я. — И вправду, точно в России, березовый лес, наш березовый лес, такие же канавки, трава, голубые колокольчики, срубленные дрова так же сложены, сосны. Такой же вид, как когда я ехал к себе в деревню со станции Итларь Ярославской железной дороги». И мне казалось, что вот-вот покажется возвышенность, где был сад мой и деревенский дом.

Когда выехали из леса, показались дальние леса за большими лугами, такими же, какие были за моим домом. И розовая дрема около мелкой еловой заросли — такая же, как была около моего сада.

Я попросил остановиться и вышел из автомобиля.

У края дороги шли протоптанные дорожки. Около — розовые цветочки, кашка клевера. Я подошел к сложенным дровам. Около дров, сбоку, сидели двое крестьян. У одного была плетеная сумка, другой был подпоясанный, в рубашке и в армячке. Оба — в картузах.

Один из них сказал другому по-русски:

— Надо дать народу то, что он хочет. Обязательно надо дать.

— Ну, как сказать, — ответил другой, — а если он хочет грабить, кто побогаче?

— Вот и надо дать.

— Ну что же, вот у нас и дали, что же получилось?

— А вот теперь он узнал, что получилось. Вышла дорожка-то кривая. Выучился, теперь уж он понял, что из этого ничего не вышло. И остался ни при чем. Он не знал, что его тоже ограбят.

— Да, забыли закон и правду, — сказал другой.

И оба встали и прошли мимо, посмотрев на меня пристально.

— Едем, — крикнул мне «Шаляпин».

«До чего все это странно, — подумал я, — природа русская, и надо было мне еще и встретить русских…»

Когда мы проезжали деревню — впечатление изменилось. Пропала Россия.

Каменные большие дома, скучные и серые. Кое-где окошки со ставенками, в окошках герань. Совсем непохоже на русскую деревню.

А потом опять огромный луг и русская даль лесов, с клубящимися розовыми облаками.

— Вот слева наш сад и домик, — показала мне моя знакомая.

Когда мы вылезали из автомобиля, у калитки нас радостно встретила собака и ручной большой заяц.

Сад был похож на русский. Перед окнами росли большие груши, обильно покрытые плодами.

Как уютно было в доме. Тишина, отреченность… В небольшие окна виднелся зеленый луг: какой-то волшебный русский край, казалось мне, который будто я когда-то видал. Самовар стоял на столе, и я не мог оторваться от окна, смотря на этот дальний лес…

Муж моей знакомой переоделся в рубашку с короткими рукавами, надел соломенную шляпу и еще больше стал похож на Шаляпина.

После чая он повел меня посмотреть огород, разведенный им самим. Частокол, как был у меня, огурцы, клубника, около — кусты ольхи, сосновый лес, такой же, как у моего дома в деревне, обрыв… И я подумал, вот увижу реку, но реки моей не было…

По дорожке внизу прошли французские крестьяне и крикнули, здороваясь:

— Хотите слив для варенья? Большой урожай, девать некуда.

И через несколько минут принесли к дому большие корзины мелкой сливы.

— Чтó это стоит? — спросил я хозяйку.

— Как — чтó стоит, это подарок, — ответила она.

Сладко спалось под кровлей милых моих хозяев.

Проснувшись рано, я отворил окно, и какой красоты был зеленый луг! Какой-то особенный румянец лежал на кустах ивняка. Вдали белели коровы, и, как снопы огня, пролетели несколько фазанов.

В окно я увидел «Шаляпина». Он был одет по-городскому.