Константин Коровин - «То было давно… там… в России…»

И пошел тихий человек на Рогожскую, по прямой Садовой улице. Долго тянется Садовая — соборы, заборы. Приветливо горят огоньки в окнах, и кажется тихому человеку, что везде там жизнь, счастье. Жены, дети… А вот он — один.

Рогожская. Вот и дом приятеля. На дворе собака лает, дворник в овчинном тулупе открывает калитку.

У приятеля Ершова, Михайла Никитича, встретила его мать, сестры — все в перепуге, говорят:

— Здравствуйте, все рады… Вот дело какое: Миша нездоров — белая горячка. Куролесит, с разбойниками все воюет. Доктора лечат. И сейчас у него доктор дежурит. Дело запущено, разобраться нельзя, векселя… В Пенделке, на щетинной мойке, рабочие денег ждут, а кто разберет дела? Вот рады мы вам — не разберете ли…

— С удовольствием, — говорит тихий человек, — дело знакомое, тому учились.

— Вот, пожалуйте в контору.

Привели его сестры в контору, видит тихий человек — книги, бумаги, счета на столе навалены. «Попробую, — думает, — разберу, как не разобрать, учился тому».

А сестры, милые такие, бутылки несут, вино, пиво, водку, закуски разные на стол ставят, угощают.

— Искушайте, — говорят, — веселее будет разбираться, а нам приятней, рады мы вам. Часто братец поминал вас — не идет, говорит, ко мне что-то. Любит вас.

Засел тихий человек, разложил бумаги и по тройной итальянской бухгалтерии повел дело. Трудно разобраться… Налил в стаканчик, дернул и закусил. Хорошо, тепло, приятно. Только дернул вторую, третью — задумался. Смотрит бумаги, видит — по бухгалтерии итальянской что-то много дохода выходит. Удивленье… Притворялся, знать, Мишка, когда на дела жаловался. Говорит сестрам:

— Наличности-то нету. Кассу бы открыть… — и смотрит на несгораемый шкаф.

Долго у шкафа подбирали ключ — не подходит. А секрет-то у Михайлы Никитича. Как быть? Пошли к доктору. Доктор сказал:

— Постойте, больной все кричит: «Три-четыре-пять, не узнать тебе, Рыбаков, секрета, не сломать тебе несгораемого, Стенька Разин. На-ка, выкуси. Не подденешь…» — не это ли секрет?

Поставили ключ по цифрам три, четыре, пять. «Сезам, отворись!» — И открылся шкаф. А в шкафу: бутылки, ликеры, шампанское — и денег куча.

Наутро болит голова у тихого человека. Выпил порядочно. Пришел на работу в Рогожскую, к Ершову. Видит — что такое? Полон дом народу: судебный пристав с цепью на шее, печати на двери ставит, сестры плачут, мать не в себе… Помер Михайла Никитич…

— Все из-за вас, — говорят тихому человеку. — В тюрьму вас посадить надо.

Сестры дали ему рубль и сказали:

— Уносите ноги покуда… Узнал Михайла Никитич, что шкаф отперли, кричал, ругался: «Кто тут мое вино пьет?..» Доктора избил, а вино все выпил. Вот и скончался, через вас.

Пришел домой тихий человек, а приятель его говорит:

— Приезжали к тебе двое на рысаках. Вот письма оставили.

Читает тихий человек записки и удивляется: «Прошу пожаловать ко мне на Ильинку по делу. Найденов». Другой тоже: «Многоуважаемый, прошу пожаловать Вас отобедать ко мне. Иван Морозов». «Что такое?» — думает тихий человек.

— Анатолий, — говорит приятелю, — видишь, штаны-то у меня обтрепались. Помоги, надо купить новые. Зовут вот ведь — прочти.

Прочел Анатолий письмо и сказал, что можно, и прямо из кармана вексель достает.

— Пиши, — говорит, — тыщу, а вот тебе пятьдесят рублей.

— Как же… за пятьдесят — тыщу, что ты? Ты же друг мой…

— Да, друг. А коммерческая наука нужна, вместе учились. Нечего дурака-то ломать. Не хочешь — не бери.

— Возьми триста, — говорит тихий человек.

— Ну, черт с тобой, пиши, — согласился приятель. — Все равно из тебя коммерсанта не выйдет никогда. Читал сегодня в «Биржевке», написано: Ершов помер, баланс оставил больше миллиона. А у него сестра Варвара есть, хороша… Свататься буду.

— И, — сказал тихий человек, — не надо мне денег, оставь себе. Так к Морозову пойду…

И пошел он на обед званый, к Морозову.

Какой обед! Сам Олимпыч служит. Вина какие — шампанские, все в смокингах, все именитые, кольца на руках, икра во льду, стерляди аршинные. А сам Морозов на ухо говорит ему: «Ни к кому не иди, награжу». И пьет с тихим человеком.

Выпил порядочно тихий человек, идти далеко — с Воздвиженки в Сущево, а холод и мороз. Денег нет ни копья.

Спрошу, думает, рублевку у Морозова… Да как взять — себя погубишь… А сто спросить — не подумал бы, что жулик…

Уезжают гости, а Морозов говорит тихому человеку:

— Подождите, дело у меня к вам есть…

Уехали гости, Морозов говорит: «Едем к „Яру“, там решим».

У «Яра» и не был никогда тихий человек. Цыганский хор поет.

— Рад, — говорит Морозов, — дело с тобой вести. Мне, — говорит, — главный бухгалтер Взаимного кредита сказал, Беренс, англичанин, что ты итальянку знаешь. Баланс вывел, фабрикантик был такой, Ершов, сродни он мне. Хороша Варя, сестра Ершова? Я тебя женю. Нет, брат, не уйдешь ты теперь от меня, ученая итальянка… Погоди… Мы-то ведь купцы, понимаем…

Плетется на другой день по улице тихий человек. И зашел на Ваганьково кладбище, где похоронили Ершова. Нашел его могилу, посмотрел на нее, покачал годовой, сказал:

— Ну вот помер… Хорошо тебе: помер — и все тут. Лежишь себе… Тоже ты, Мишка, был туды-сюды… Эх, да что, лежи теперь, тебе хорошо… А я вот как живой покойник хожу, места-то не найти… Писал тебе, дела разбирал по итальянской бухгалтерии, учился… А ты помер, сволочь… Рублевку получил… Все вы такие. Помнишь, ужинать звал меня? Пришел в клуб купеческий, в карты играют. «Выиграю, говорил, ужином угощу». А ставки большие. Говорил тебе: не тяни на пятерку, скажи «своя», а ты тянул, сволочь. И я не емши пешком домой шел. А сколько проиграл? Вот те и Практическая академия коммерческих наук. Подумал бы!.. Ну, да что… Прощай. Царство тебе Небесное. Не сердись, прости…

Тихий человек вынул из кармана грязный платок и вытер слезу. Отвернулся от могилы и вдруг видит перед собою сестру Ершова. Та смотрит на него и говорит:

— Петр Петрович, мы вас искали, вы все правильно сделали, и обидели вас понапрасну… Люди, эти, которые прогнали вас, ищут, и все дела братца просят вас принять. И душеприказчиком вас ставят. Братец-то ведь любил вас и мне говорил: «Есть у меня друг один, только меня не любит. Вот тебе жених, Варя, он тихий такой…» Про вас ведь говорил-то. А я и не знала вас… А капиталу оставил миллион чистых. Ваша записка все объяснила…

И закружилось в голове у тихого человека. Обернулся он к могиле, упал, схватил руками землю и закричал:

— Бедный Миша, друг ты мой. А я-то думал… что ты такая же сволочь, как другие. Ведь ты видел, что я не ел. В карты играешь, твоя ставка одна — спасение жизни моей была. Ты ж видел, что я голодный, ужин обещал. А я домой не евши шел… Простите меня, Варвара Никитишна, не знал я ничего этого. Верно тройная бухгалтерия показывала. Миллион сто семьдесят восемь тысяч триста двенадцать рублей двадцать шесть копеек. А про вас-то вот Миша ничего мне никогда не сказал. А бухгалтерия что ж покажет…