Александр Кулешов - Белый ветер

— Ну это надо еще проверить, — проворчал Левашов. — Ладно, давайте, товарищи, чтоб к подъему листки висели на видных местах.

Он вышел из палатки, зажмурив глаза, приучая себя к темноте, и пошел бродить по лагерю. Десантники спали мертвым сном. Бодрствовало только охранение.

Утром вертолетов больше не увидели. То ли те искали в других местах, то ли потеряли надежду обнаружить отряд. Так или иначе, небо было чистым. Чистым от вертолетов, но затканным облаками. Под деревьями чувствовалась предгрозовая духота. Птицы примолкли. В природе наступила зловещая тишина.

Гроза, долго собиравшаяся, нависавшая, накапливавшая силы, ударила сразу. Загрохотал гром, где-то полыхнула молния, по листве часто и сильно забарабанил дождь.

Десантники шли, укрываясь под елями, под густыми кронами дубов. Но чем дольше продолжался ливень, тем труднее становилось укрываться от него. А потом вдруг подул ветер, внезапный, сильный, стылый ветер. Впервые за эти дни поднялся он в лесу. Деревья загудели, зашумели. Это был мощный гул, налетавший волнами, похожими на морской прибой. Листья сбрасывали с себя воду, и теперь под деревьями ширились лужи, набухал влагой мох. По лесу пройдет небывалый бурелом. А может быть, сорвет всю листву, и деревья станут голыми, будто поздней осенью, черными и унылыми…

Был устроен привал.

Солдаты, как нахохлившиеся птицы, притулились, завернувшись в плащ-палатки, у подножия древесных стволов. Постепенно гроза успокоилась, дождь перестал, ветер стих или унесся куда-то дальше.

Наступил тот момент, когда надлежало перейти на «подножный корм» в буквальном смысле слова. Вот тут-то в полной мере проявился опыт капитана Кузнецова, старшего лейтенанта Русанова, некоторых других старослужащих. Они учили десантников хитростям лесной жизни.

— Ну вот, нет у вас компаса, разбили, потеряли, как его заменить? — с лукавой улыбкой спрашивал Русанов собравшихся вокруг него солдат.

— А очень просто, товарищ гвардии старший лейтенант, — первым ответил сержант Копытко. Его серые глаза потемнели, курносый нос заострился, и только светлый чуб блестел, смоченный дождем. — Мох или там лишайник на деревьях всегда с северной стороны…

— А то еще кора на березе, она с севера грубей, а с юга чистенькая, — дополнил другой солдат.

— Ну а если хвойный лес — ели да сосны, тогда как? — задавал следующий вопрос Русанов.

На этот раз ответил Букреев, как всегда, точно, кратко и обстоятельно.

— У сосны, товарищ гвардии старший лейтенант, от земли до макушки с северной стороны идет темная полоса. Там застой влаги — медленней высыхает после дождя. Вот на дереве за вами как раз видно…

На могучей сосне, к которой прислонился Русанов, действительно хорошо видна была темная полоса, тянувшаяся вверх от самых корней. Высыхая после дождя, кора быстро светлела, и только эта полоса оставалась темной.

Букреев посмотрел на компас, прикрепленный к ремешку для часов, и удовлетворенно добавил:

— Все точно — где полоса, там и север. А с южной стороны смолы больше.

— Правильно, Букреев, — похвалил Русанов. — Вот так, гвардейцы. Вообще скажу — лесные компасы на каждом шагу: на поляне, где трава гуще, там северная сторона, а ближе к осени трава быстрее жухнет у пня с южной стороны, на земляничных ягодах румяная сторона обращена к югу, позеленее — к северу…

— Эх, сейчас бы пригоршню землянички, — раздался чей-то голос, — я б ее, сердешную, что северную, что южную, порубал бы за милую душу.

Кругом засмеялись.

Новички узнавали, что клен «плачет» перед ненастьем, что, если на акации нет насекомых, дождя не жди, если налетают — будет дождь, к дождю сильнее пахнет жимолость, поникает клевер, закрывает свой цветок фиалка, открывает свой — горицвет, замыкает бутоны кувшинка… А вот папоротник закручивает свои листья к хорошей погоде, навстречу ей открывает граммофончики вьюнок…

Они узнали, что в лесу можно обойтись не только без компаса и барометра, но и без часов. Здесь на полянах цветы колокольчика открываются в семь-восемь часов утра, а сокольего перелета — в восемь-девять, цикория — в шесть-семь часов и закрываются в три-четыре. Горихвостка просыпается в половине третьего, в три кукует кукушка. Следом за ней подадут голоса иволга, синица, малиновка, через полчаса зальется зяблик, в четыре проснется скворец… Это уже не часовые стрелки, а минутные.

Словом, многое узнали в этот раз десантники. Но часы и компасы у них были. А вот еды не было. И это их заботило гораздо больше.

Однако и здесь на помощь приходила мудрая солдатская наука. В лесу не умрешь от голода. Он может питать дни и недели того, кто знает, где и как брать пищу.

Копытко повел свое отделение за овраг собирать калину, и солдаты наполняли ею береты. Собирали ежевику, влажную, почти черную, а когда нашли заросли лесной малины, то капитану Кузнецову пришлось позаботиться о том, чтоб люди не объелись до болей в животе.

Да, это была настоящая наука. Офицеры показывали солдатам, как добывать березовый сок и лесной мед, какую кору и траву можно есть, учили распознавать съедобные грибы и находить птичьи яйца, плести силки для птиц и сооружать ловушки на зверьков, если нельзя стрелять или кончились боеприпасы. Учили, как найти в лесу воду, годную для питья.

Как много, как бесконечно много должен знать десантник! Ибо он должен быть всегда готов ко всему. Заброшенному далеко в тыл врага, ему придется, быть может, неделями, а возможно, и месяцами действовать там, маневрировать, совершать трудные рейды. Он может оказаться в одиночестве, остаться без боеприпасов и пищи. И неизвестно, будет ли это в степях, лесах, горах, в песках или снегах. Ко всему этому он должен быть привычен и не имеет права быть застигнутым врасплох.

Левашов воочию видел разницу между старослужащими и первогодками. Первые были уверены в себе, экономны в движениях, они действовали точно и рассчитанно. Вторые еще только постигали науку воевать, они были уже смелыми и самоотверженными, но на расчетливость у них не хватало опыта.

Что ж, еще один выход, еще одно-два учения — и новички станут такими же, как их старшие товарищи.

А поход продолжался.

По утрам капитан Кузнецов строил роту и придирчиво проверял внешний вид солдат.

— Я не требую, чтоб вы чистили сапоги гуталином, но извольте их вымыть — луж и ручьев хватает, — говорил он своим негромким голосом. — И бритв тоже, между прочим, хватает. Мы не в турпоходе, Запрещаю бороды отпускать. У кого пуговицы полетели, прощаю, запасных нет, а чтоб оторванных карманов или дырок на штанах я не видел. Кто иголку забыл, пусть к старшине подойдет…

Левашову тоже дел хватало. Боевые листки выпускались исправно, на привалах проводили политинформации, регулярно слушали радио, не дремали агитаторы. Гоцелидзе и Букреев, как настоящие фронтовые операторы, фиксировали все этапы похода на пленке. А однажды Левашов решил провести ротное комсомольское собрание о ходе выполнения взятых на учении обязательств.