Саулюс Томас Кондротас - Взгляд змия

– Выходит, больше ты ничего не видел?

– Больше ничего, отче. Но служка мне все пересказал.

– Что ж, тогда ты перескажи мне.

– Хорошо, отче. Так вот. После помолвки все отправились в дом невесты и пировали там до следующего вечера. Криступас Мейжис позаботился, чтобы на пиру всего было вдоволь. Чтоб ни в еде, ни в напитках не чувствовалось недостатка.

– Не случилось ли чего во время пиршества?

– Об этом я и хотел поговорить, отче. Случиться ничего не случилось. Но служка рассказал мне, что празднеству чего-то не хватало. Быть может, искреннего веселья, а может, какого-то иного настроения. Все пели и плясали, но вместе с тем были напряжены, словно чего-то ждали. Беспокойство висело в воздухе. Служка уверен, что граф со своими головорезами, словно волчья стая, крутились где-то неподалеку. Наверное, и другие гости так думали. Невеста смеялась, шутила, но щеки ее были бледны. Вечером следующего дня…

– Когда иссякли яства?..

– Да, отче. Под вечер второго дня все готовились отпустить невесту к мужу. Вам известно, как это происходит. Невесту с подружками посадили за отдельный стол, первый дружка Криступаса Мейжиса поставил перед ней тарелку и пригласил гостей ее одаривать. Все кидали в тарелку деньги, молодая расцеловывала каждого кинувшего, дружка угощал его шкаликом водки. Молодежь со стороны невесты, кидая деньги, говорит «наша сестрица», дружки жениха – «наша сноха». Невесту якобы покупает жених, бросая в тарелку больше всех монет. Все шло как по маслу, только когда первая подружка взяла тарелку с деньгами, собираясь подать ее невесте, внезапно отворилась дверь и вошел…

– Граф?

– Да, отче, он самый. Все остолбенели, лишились дара речи. Графу это сыграло на руку. Его умение держать себя в руках, когда это необходимо, достойно зависти. Граф подошел к первой подружке и высыпал в тарелку целую горсть золотых монет. Больше, чем кто-либо другой. Больше, чем жених. Вы меня понимаете, отче?

– Я понимаю тебя, отец Пялужис. Рассказывай.

– Итак, выходило, что невеста по праву принадлежит ему, потому что он заплатил за нее больше всех. Все так и стояли, как будто их хватил столбняк. Дрогнул лишь жених, Криступас Мейжис. А граф нагло наклонился через стол к невесте за поцелуем. Гости глядели на Пиме, гадая, что будет. Но та никак не откликнулась… Так и сидела, потупив очи. Все ждали. Ждал граф, ждала невеста, ждали дружки и подружки. Наконец невеста подняла глаза и взглянула на Криступаса. Тот тоже ожил. Подошел к графу и, сдерживая себя, негромко сказал: «Вам, сударь, здесь не место. Никто вас, сударь, не приглашал. Вам лучше бы уйти по-хорошему».

– И что же граф?

– Граф мрачно расхохотался, затем ответил: «Я уйду. Только подожду, пока невеста меня поцелует. Таков обычай. Я заплатил за этот поцелуй больше любого из присутствующих. Пусть она меня поцелует, и я уйду». Пиме закрыла руками лицо и расплакалась. «Она не станет целовать вас, любезный, – сказал жених. – Прошу вас, заберите свои деньги и уходите. Не в деньгах тут дело. Ни одна из этих девушек не поцеловала бы вас». – «Ах так», – пробормотал граф. «Уходите подобру», – продолжал Мейжис. «Значит, вы, милейший, считаете, что из-за этого ни одна девушка не сможет меня поцеловать?» – Граф извлек из кармана свою трехпалую руку, столь похожую на птичью лапку. «Не думаю, что только из-за этого, – отвечал Мейжис. – Просто вас, сударь, никто сюда не приглашал. Приличный человек так не поступает». Голос графа стал грубым: «Не тебе учить меня хорошим манерам, холоп. Я ухожу, но прежде скажу: эта девушка все равно меня поцелует. Не сейчас, так позже. Счастливо оставаться». И вышел, высоко вскинув голову.

– Не проще ли было бы, если б девушка его поцеловала, отец Пялужис?

– О да, отче. Наверняка так было бы лучше. Но суть-то совсем в ином. Само появление графа на свадьбе было вызовом. Он пришел их унизить. И все это поняли. Если бы невеста его поцеловала, граф придумал бы другое оскорбление. Может быть, целуясь, укусил ее в губу, может, еще что-то. Невеста тоже это поняла. Ей хотелось, чтобы все как можно быстрее кончилось, чтобы граф отправился восвояси. Потому она и не пошевелилась. Они просто приняли вызов графа, вот и все.

– Может, и так, отец Пялужис, может, и твоя правда. Ты знай говори, рассказывай. Что же было дальше?

– Праздничное настроение улетучилось напрочь. Свадьба наспех исполнила обряд покрова [17] Голову невесты покрывали нуомятасом (в России ему соответствует «наметка», но литовский покров сложнее) – так отмечали, что она стала замужней женщиной. , чтобы все успели, пока еще вечер не стал темной ночкой, навестить жениха. Вам известно, отче, что нашу деревню разделяет надвое небольшой лесок, принадлежащий графам и потому не вырубленный и не застроенный деревенскими постройками. Опасались, что граф со своей шайкой может устроить в этом леске засаду и потому благоразумнее проехать его до наступления тьмы. Свет, пусть самый слабый, отпугивает хищников и злодеев. Однако пока собирались, успело стемнеть… И потому в последний момент как-то само собой пришла в голову мысль отправить молодых одних окольным путем, а всем гостям ехать напрямик, и чему быть, того не миновать. Если граф надеется застать молодых врасплох, то пока он разберется, что их нет среди гуляк, они уже будут дома у Мейжиса. Казалось, сей план безопасен. Так и сделали. Но они не приняли в расчет коварство и хитрость графа. Он на самом деле устроил засаду, но не в лесу, а как раз на окольной дороге.

– Выходит…

– Так, отче. Молодые одни попали в его засаду.

– Что с ними случилось, отец Пялужис?

– Трудно сказать. Ведь ни одного свидетеля у нас нет. Граф со своей шайкой как в воду канул. Ни одного не удалось поймать. Ходили слухи, будто граф опять в Германии, власти пытались допросить старуху-графиню, но та утверждала, что ничего не знает. Вряд ли когда-нибудь будет установлено, что там на самом деле произошло. Единственный свидетель, у которого власти могли бы выведать всю правду, сын местного лекаря Альбас, на следующее утро вернулся домой и повесился в своей комнате.

– Это ужасно, отец Пялужис, ужасно и мучительно. На нас всех лежит вина за это. Когда же гости хватились молодых?

– Они без проволочек достигли дома Мейжиса и, конечно, нашли его пустым. Тогда, подождав немного, столько, сколько, по их мнению, новобрачные могли задержаться в пути, мужчины пустились в обратный путь. Они нашли их на полдороге…

– Не плачь, отец Пялужис. Вот тебе носовой платок. Успокойся и продолжай. Я понимаю тебя, но ты уймись.

– Невеста лежала в санях нагая, изнасилованная. Она едва дышала и вся окоченела от холода. Криступас Мейжис, тоже раздетый догола, висел на придорожном кресте. Распятый, без сознания. Больше всего всех потрясли глаза девушки, широко раскрытые, тоскливо глядевшие на звезды, сияющие в черном небе.