Пьер Гамарра - Капитан Весна

Отец невольно понижал голос, рассказывая нам о жестокости фашистов. Не от страха, но от какого-то инстинктивного стыда, непроизвольного отвращения. И, конечно, он чувствовал, что мы с трудом верим его словам и не можем представить себе эту оргию варварства и преступлений. Миллионы человеческих существ обрекались на голод, пытки, смерть, сжигались в печах крематориев в Бухенвальде, в Освенциме и во многих других лагерях.

И все же при всей нехватке оружия, при всех трудностях подпольной борьбы Сопротивление продолжалось и ширилось. Мы знали, что по всей стране сражаются группы Сопротивления. В сельских местностях, в горах формировались партизанские отряды, готовые где только можно наносить удары врагу.

Вот и у нас участились тайные вечерние собрания. На них приходили дядя Сиприен, учитель господин Дорен, мой отец, длинный Фредо и соседние жители гор. Мы знали, что каждый из них уже выполнил немало поручений. Хотя нас полностью не посвящали в курс дел, мы понимали, что эти собрания связаны с Сопротивлением.

— Нашим мальчикам скоро минет четырнадцать лет, — как-то сказал мой отец. — Пора уже им все узнать. Они могут быть нам полезны.

Прежде всего встал вопрос о создании убежища для партизан вблизи перевала. В прошлом году мысль о таком лагере пришлось оставить — место было небезопасное. Немцы собирались построить неподалеку от нас пост противовоздушной обороны. К счастью, этого не произошло. Позднее мы узнали, что для поста выбрали другой участок. В окрестностях нашей деревни по-прежнему было спокойно.

Отец все чаще и чаще отлучался из дому, и мы никогда не знали, скоро ли он вернется. Он уезжал в Тулузу, Марсель, Лион и нередко в другие города. Он возобновил связи кое с кем из старых парижских товарищей. Мало-помалу его отлучки стали более продолжительными. Мать снова с нетерпением поджидала почтальона Жана Лопеса. Бледная, прижав руки к груди, она следила за приближением горца. А он еще издалека размахивал конвертом или открыткой.

— Сестрица написала! — восклицал он с лукавой улыбкой: ведь Жан Лопес был посвящен во многие тайны.

Под этими пустяковыми письмами или открытками стояла подпись: «Ваша любящая кузина Маринетта».

В посланиях говорилось о погоде и о здоровье семьи. Самыми невинными словами отец рассказывал нам, что Сопротивление крепнет с каждым днем.

Нам случалось принимать постояльцев на одну ночь или на несколько дней. Это были бежавшие и преследуемые патриоты. В их числе — летчик союзной авиации. Он спустился неподалеку от нас на парашюте, и его проводили к дому дяди Сиприена. Нередко наши гости возвращались в глубь страны, а некоторых потаенными тропами провожали до испанской границы.

Мы не решались задавать им лишние вопросы. Впрочем, они отвечали только на те, на которые хотели отвечать.

— Осторожность, дети мои, прежде всего осторожность, — внушал нам дядя Сиприен. — Одно опрометчивое слово может подвергнуть опасности жизнь одного или нескольких человек.

Бертран и я были с ним согласны и горели желанием помочь, так как догадывались, что близко от нас организуются отряды Сопротивления.

Несколько раз, когда мы возвращались из школы, мама или Мария незаметно подавали нам знак, что кто-то занял отведенную для гостей комнату наверху.

— Все понятно, — отвечали брат и я.

Глаза у нас загорались. Мы следили, не приближается ли кто-либо к дому, и предупреждали наших, если вблизи появлялся посторонний.

Новый жилец обычно спускался поужинать с нами и погреться у очага. Летчик, приземлившийся на парашюте, вкратце рассказал нам, что с ним случилось. В момент приземления он вывихнул лодыжку и с трудом дотащился до ближайшей фермы. Хозяева спрятали его, выходили, дали гражданскую одежду и помогли связаться с надежными людьми. Невидимая цепь солидарности тянулась от города к городу, от селения к селению.

Когда зашла речь о том, чтобы проводить летчика до границы, вызвался Бертран, заявив, что очень хорошо знает самые глухие тропы. Я мог бы пойти вместе с ним. Больше никого не потребуется.

— Терпение, терпение! — улыбаясь, прервал его дядя Сиприен. — Не бойтесь: будет вам еще работа! Что до летчика, то мы уже приняли другие меры. Успокойтесь, мы о вас не забудем. Впрочем, вы нам уже и так немало помогли, хотя вам самим и трудно судить. Сколько поручений вы уже выполнили! Разве это пустяки? Связь очень важная штука, пожалуй, самая важная. Только ни слова, мальчуганы, ни гугу! Выдержка и осторожность! Вы меня поняли?

И верно, в последующие недели поручения участились: мы помогали поддерживать связь. Ходить в школу в Кастера нам уже не пришлось. Вначале родные думали определить нас в дополнительный класс неподалеку от Люшона, но при этом возникали серьезные трудности с жильем и питанием. Поэтому решили оставить нас пока в деревне, где мы могли быть полезны. Господин Дорен предложил заниматься с нами и подготовить к выпускным экзаменам за неполную среднюю школу. Как только случалось урвать время, он давал нам уроки. В свободные часы мы учились по составленному им плану и работали добросовестно.

Этот способ обучения был не так плох: видя, что мы часто ходим из Вирвана в Кастера, никто не усматривал в этом ничего особенного. Время от времени дядя Сиприен или учитель посылали нас передать что-либо в окрестные деревни. Там находились люди, которых нужно было о чем-либо уведомить, предостеречь или призвать к осторожности.

Как-то раз, придя к нам, отец заговорил о конце войны. Да, речь шла о конце. Ждать оставалось недолго — отец не сомневался в этом. Союзники должны скоро высадиться во Франции. Как усилило бы это героическую борьбу внутри страны! Патриотам не хватало оружия. На парашютах его сбрасывали слишком мало. Понятно, что отец теперь отлучался на все более долгие сроки.

Несмотря на все трудности, Сопротивление наносило оккупантам тяжелые удары внутри страны. Склады оружия, боеприпасов, продовольствия взлетали на воздух. Вражеские поезда катились под откос. Партизаны выходили из своих убежищ, спускались с гор и действовали против врага всё смелее. Во многих районах произошли уже настоящие бои с противником. Фашисты не останавливались перед самыми жестокими репрессиями. Сообщалось о расстрелах, публичных повешениях в некоторых городах юга, о целых селениях, снесенных с лица земли эсэсовцами, о домах и амбарах, подожженных огнеметами. И все время людей угоняли в Германию, и все время переполненные эшелоны шли в лагеря смерти.

В эти дни стали потихоньку напевать «Песню партизан»: