Пьер Гамарра - Капитан Весна

— Yo lo sé, уо lo sé [7] Я знаю, я знаю (исп.). , — прошептал молодой человек.

Другие испанцы задумчиво смотрели в ту сторону, куда им указывал учитель. Там была их страна. За густой чащей еловых лесов, за крутыми склонами, голыми скалами и глубокими снегами начиналась родная земля. Мне показалось, что ветер внезапно принес необычные запахи — не запах смолы и полевых цветов с горных пастбищ. Нет, ветер был напоен ароматом стручкового перца, томатов, жасмина, всех плодов и цветов юга.

Позднее, когда люди уснули — кто в хижинах, кто в спальных мешках, а то и прямо на поляне, — я заметил молодого испанца, который стоял, обратясь лицом к любимому краю. Он попросил назначить его одним из первых в дозор, и я дежурил одновременно с ним. Дядя Сиприен, Фредо и господин Дорен ушли обратно в долину. Мы с Бертраном должны были на несколько дней остаться с партизанами и обеспечивать связь с Вирваном.

Молодой испанец (потом я узнал, что его зовут Эстебан), находясь в дозоре, все время смотрел на горы. Я чувствовал, что он всеми силами души хотел бы опрокинуть этот огромный каменный барьер, чтобы достичь родины, такой близкой и такой далекой.

Эстебан молча ходил по росистой траве, охраняя вместе со мной подступы к лагерю. Но он не мог оторвать глаз от хребта, по которому пролегала граница. Он хотел бы как орел взлететь над горами и парить над Вал д’Араном, над Маладеттой, над равнинами Каталонии, над землями Арагона и Кастилии… Над своей незримой отсюда отчизной.

В двух лагерях у подножия горного хребта вскоре разместилось более ста человек.

В Вирване ничего не заметили. В нашей долине по-прежнему было тихо. Деревня имела обычный вид. Как всегда, жители занимались скотиной, работали в поле и в лесу. Их можно было видеть за перевозкой навоза, окучиванием картофеля, кошением луга. Они ходили с киркой или косой на плече, кое-кто толкал перед собой тачку или шагал впереди телеги на высоких колесах, которую тянули две коровы.

Любой прохожий, зайдя в эту деревню с домиками, сложенными из сланца, крытыми шифером, а то и соломой, не обнаружил бы ничего необычного. Жизнь текла так, как она текла годами. Люди трудились спокойно и упорно.

Днем вдоль тихих улочек, где местами валялся сухой коровий помет, важно разгуливали петухи и куры. Школьники утром покидали деревню, направляясь на занятия в Кастера. Почтальон совершал ежедневный обход, останавливаясь то у одних, то у других, чтобы свернуть сигарету и обменяться новостями. Раз в неделю жители спускались в Люшон за бакалейными товарами и другими покупками. Чаще всего они шли пешком, сгибаясь под тяжестью заплечного мешка; иногда поклажу нес низкорослый мул.

Разве это была не мирная картина? Казалось, здесь не происходило никаких событий и ничто не могло нарушить покой садов и старых жилищ. Через открытые окна школы в Кастера доносился гул детских голосов. Малыши хором твердили таблицу умножения. Случалось, из окна, выходящего на узкий, затененный липами и акациями дворик, высовывался господин Дорен. Он внимательно смотрел вдоль дороги вправо и влево, потом возвращался к своему столу. С улицы можно было наблюдать за ним. Одетый в серую блузу, он спокойным голосом объяснял урок, держа указку, которую иногда протягивал к классной доске или к карте. Обыкновенный учитель, дающий в своем классе обычный урок, — не больше и не меньше.

С наступлением темноты люди возвращались домой. Скотина надолго задерживалась у водопойной колоды, а потом расходилась по стойлам. Крестьяне выходили из хлева с полными ведрами пенистого молока. Закрывались деревянные ставни. В очаге потрескивал яркий, разведенный для ужина огонь. Слышался стук тарелок и ложек, приглушенное радио, крики детей. Потом все поглощала ночная тишина. Она как покров расстилалась над селениями и долиной. Иногда лишь замычит корова, залает собака или же послышится громкий разговор. Деревня, казалось, засыпала под журчание воды в источнике и ручьев, сбегающих с гор.

С этой минуты и начиналась незримая жизнь. Несколько раз в неделю партизаны спускались в Вирван. Они пробирались через ельник, буковые рощи и бесшумно, в эспадрильях [8] Эспадрильи — сандалии на веревочных подошвах. , словно тени, выскользнувшие из мрака, внезапно появлялись в деревне.

Чаще всего они шли к нашему дому и после недолгого отдыха уходили так же незаметно, взвалив на спину мешки с хлебом и овощами. Иногда один или два мула сопровождали их к перевалу. Мужчины шли позади и, когда требовалось подогнать или придержать животных, негромко щелкали языком.

Это шествие теней или призраков продолжалось недолго. Вскоре силуэты скрывались во мраке под покровом деревьев. Необычные шорохи быстро тонули в ночном безмолвии.

По вечерам в нашей кухне происходили интересные встречи. Иногда вокруг стола или возле очага собиралось, кроме членов семьи, пять, а то и десять партизан, и один за другим они рассказывали о своей прежней жизни, о близких и о родных местах, откуда прибыли. Самыми различными путями для них приходили письма, и мы передавали их в партизанский лагерь.

Среди партизан были парижские рабочие и служащие, мастера фаянсовых заводов из окрестностей Лиможа, гароннские крестьяне, виноградари из Лангедокской равнины, даже учителя — жители Бордо или Нормандии, которых война и участие в Сопротивлении заставили скрываться и привели к нам. Испанская группа тоже пополнилась. Помимо молодого Эстебана, с которым я подружился с первого же вечера, в нее входили невозмутимые и неразговорчивые баски, жители Мадрида, каталонцы, темноволосые и кудрявые андалузцы.

Удивительные вечера, объединявшие столько разных людей! Каждый из них приносил сюда свои воспоминания. Каждый оказывался как бы посланцем той или иной области. Житель провинции Бос дивился нашим крошечным нивам, похожим на разноцветные платки, беспорядочно разбросанные по крутым склонам. Другой, южанин из департамента Эро, хвалил море виноградников, среди которых он постоянно жил. Говоря о Тулузе и Бордо, Каркассоне и Лиможе, сравнивали эти города. Потом переходили к Парижу — столице, где довелось побывать лишь немногим. Испанцы говорили об Испании, описывали Кантабрийские горы на севере, этот шахтерский край; области, примыкающие к Атлантическому океану, где пьют сидр и где так хороши леса; знойные андалузские провинции, где разводят гранатовые, апельсиновые деревья, хлопок. Они рассказывали нам, как гражданская война залила кровью их страну и как погибла республика.