Шервуд Андерсон - Кони и люди [сборник litres]

С ним была его сестра и еще одна девушка. Сестра оглянулась через плечо случайно, конечно, – о, она была не из таких, – и наши глаза встретились.

Вероятно, вам самим приходилось переживать нечто подобное.

Фью! Не девушка, а персик! На ней было такое мягкое синее платье – оно не бросалось в глаза, но видно было, что хорошо сшито. Настолько я еще знаю в этом толк.

Я покраснел, когда она посмотрела на меня, и она тоже. Самая чудная девушка, какую я когда-либо встречал в своей жизни! Она не была горда, и говорила она правильно и красиво, но не как эти синие чулки учительницы. Одним словом, девчонка на пять с плюсом! Я подумал, что отец ее, вероятно, зажиточный человек, но не настолько богат, чтобы детки смотрели на всех сверху вниз. Возможно, что это аптекарь, или владелец галантерейного магазина, или что-нибудь в этом роде. Она мне ничего об этом не сказала, а я и не думал спрашивать.

Что ж, мои предки тоже ведь были не кто-нибудь. Дедушка был из Уэльса и там у себя…

А впрочем, к черту предков!

Кончился первый заезд, и этот молодой человек покинул своих барышень и пошел ставить на одну из лошадей. Я понял, что он собирается делать, хотя он не кричал об этом во всеуслышание, как делают многие другие.

Так вот, вернулся он и, слышу, рассказывает своим девицам, на какую лошадь поставил. Когда начался заезд, они чуть не вскочили с мест и возбужденно прыгали, как обыкновенно делают все в таких случаях, когда ваша лошадь идет одной из первых и вы надеетесь, что она придет первой.

Но этого не случилось, ибо лошадь, на которую он ставил, видимо, давно порастратила всю свою прыть.

А затем – и вскоре – вывели лошадей для рекордного бега «2.18», и среди них был знакомый мне рысак. Он входил в число бегунов Боба Френча, но принадлежал он некоему мистеру Мэтерсу, из Мариэтты, в штате Огайо.

Этот мистер Мэтерс был очень богат, у него были каменноугольные копи, или нечто в этом роде, и великолепный дом в деревне. Он ужасно любил бега и лошадей, но был пресвитерианцем, и, я полагаю, его жена тоже, да еще почище его. Вот почему он никогда не записывал лошадей под своим именем, и в нашем мире, вокруг бегов, поговаривали, что, когда один из рысаков Мэтерса готов к делу, последний поручает его Бобу Френчу, а жене говорит, будто его продал.

А Боб поступал со своими лошадьми как ему было угодно, и я его за это не упрекаю. Иногда его лошадь выигрывала, а иногда проигрывала, смотря по тому, как выгоднее было Бобу. Но это меня лично нисколько не интересовало в те дни, когда я был грумом. Меня интересовало только одно: чтобы мой Доктор Фриц был в безукоризненном состоянии для бегов.

И вот этот самый Боб Френч записал на бега одну из лошадей Мэтерса, а звали ее Бен Ахем, или что-то вроде этого, быстрый, как молния, мерин, с рекордом в 2.21, но я уверен, что он мог бы взять 2.08 или 2.09.

Откуда были у меня эти сведения?

Когда я в прошлом году работал вместе с Бертом, у того оказался приятель – негр, работавший у Мэтерса, и однажды, когда наш хозяин уехал домой и мы были свободны, этот негр пригласил нас в гости.

Все отправились на ярмарку, и дома остался только этот негр; он показал нам всю квартиру, потом он и Берт распили бутылку, которую мистер Мэтерс спрятал от своей жены, и наконец мы пошли смотреть лошадей.

Когда оба негра проглотили бутылку до последней капли, то оба оказались сильно «в градусе». Берт всю жизнь мечтал быть жокеем, что ему, как негру, было недоступно.

Ему удалось уговорить другого негра, и тот позволил ему вывести Бена Ахема и проехаться на нем милю на собственном полигоне Мэтерса. И вот тогда мы убедились, что Бен Ахем – это молния.

Но не успели мы еще поставить его в стойло, как вернулась с ярмарки одна из дочерей Мэтерса, и нам пришлось здорово поторопиться.

Это я передаю вам для того, чтобы все было ясно для вас.

Я наблюдал за этим молодым человеком, – он был в весьма подавленном настроении. Сами ведь знаете, как молодой человек себя чувствует в таких случаях, когда поставил на лошадь и проиграл и свои деньги, и деньги своих барышень. Одна из них, как я быстро сообразил, была его сестра, а другая – возлюбленная.

«Угу, – мыслю я про себя, – надо его наставить на путь истинный».

Он был очень мил, когда я потрогал его за плечо. И он, и барышни были в высшей степени любезны со мной с начала до конца. Я их за это не упрекаю.

Он откинул голову назад, и я поделился с ним моими сведениями о Бене Ахеме.

– Не ставьте на него ни одного цента, в этом заезде он будет так же быстро бегать, как вол за плугом. А после первого заезда ставьте на него все до последней сорочки!

Вот так я ему и сказал.

Никогда я не видел, чтобы человек был вежливее, чем он со мною.

Я уже раза два посмотрел на его сестру, а она на меня, и оба мы покраснели.

Рядом с нею сидел один жирный человечек, и что же вы думаете? Мой молодой человек не побоялся попросить его быть столь любезным и поменяться местами со мною.

Черт меня возьми! Вот я и влопался. Что за осел я был, когда, увидев франта с тросточкой и бантом, напился виски, чтобы только пофанфаронить.

И теперь, когда я сяду рядом с нею, она, наверное, почувствует, что от меня спиртом разит. Я готов был сам себя кой-куда лягнуть, согнать с трибун и заставить пробежаться по всему ипподрому, быстрее тех кляч и битюгов, которых позаписывали в этом году на бега!

Эта девочка, видно, не дура.

Чего бы я не отдал за мятную лепешку, или лимонный леденец, или что-нибудь в этом роде, чтобы отбить запах виски. Мое еще счастье, что в кармане у меня были сигары – по четвертаку штука, – и как раз перед тем, как толстяк встал, чтобы поменяться со мною местами, я вынул две сигары, подал одну из них моему новому знакомому, а вторую сам закурил и уселся рядом с барышней.

Они представились. Его звали Уилбур Вессен, сестру – Люси, а вторую барышню – мисс Элинор Вудбери; ее отец был фабрикантом и где-то в Тиффине выделывал бочки.

Я думаю, что это их благозвучные имена сбили меня с панталыку. Парень, который был грумом на бегах, а теперь работает грумом у богатого человека, владельца того, сего и этого, нисколько не хуже кого-либо другого… Я часто думал об этом, и такого же мнения и сейчас.

Но вы знаете, что такое человек? И поверьте, всему виною ее синее платье, и ее глаза, и то, как она на меня посмотрела за минуту перед тем, через плечо брата.

Мог ли я после этого показаться простофилей-деревенщиной, а?

Ну, конечно, я разыграл из себя дурака, вот что я сделал. Я заявил, что меня зовут Уолтер Мэтерс из Мариэтты, и вслед за этим стал врать наибессовестнейшим образом!

Я сказал, что мой отец – владелец этой лошади и он поручил ее Бобу Френчу, ибо честь семьи не позволяет отцу записывать лошадей под своим именем.