Томас О'Крихинь - Островитянин

Ведьмина дочь возвращается из Америки. Ее свадьба. — Мистер Барретт. — Затонувшая лодка. — Свадьба Короля. — Поэт О’Дунхле и «Бурая овца». — Бедному Томасу не суждено добыть две корзины торфа для старого осла.

Однажды в воскресенье пришла лодка из Дун-Хына. В ней была благородная дама. Никто не узнал, кто это, пока она не поднялась прямо к людям на берегу. И что бы вы думали, то была дочка нашей ведьмы, вся напомаженная!

Руки ей не прекратили пожимать до тех пор, пока они у нее едва не отвалились. На ней была богато украшенная шляпа, из которой торчало несколько перьев, золотая цепочка висела снаружи, поверх одежды, так, чтобы все видели. В руке зонтик от солнца, а говорила она с акцентом — что по-ирландски, что по-английски.

С собой она привезла несколько сундуков, набитых самыми разными вещами и, что всего лучше, кошелек золота из Штатов: проведя там больше семи лет, она оказалась достаточно хитроумной, чтобы это все накопить.

Никто, разумеется, не знал, кто этот чистопородный жеребенок. Несмотря на все шикарные тряпки, под ними по-прежнему не скрывалось ничего, кроме скелета. Особенной фигуры у нее и раньше не видали, а после семи лет в стране пота и крови выглядела она еще отвратительней прежнего. Многие пошли проводить приезжую в ее старую хибарку, но у той было с собой множество бутылок виски, и поскольку провожали ее по большей части пожилые женщины, то совсем скоро понеслись старые песни ирландского Юга и здравицы в честь той, что приехала к ним с подарками. Так провели они целый день без крошки съестного, потому что, закончив петь, каждая женщина пробовала немного пива [65] Из-за калорийности пиво долгое время оставалось своеобразным кормом бедняков, поэтому, если его было достаточно, некоторое время можно было обойтись совсем без еды. , и все начиналось сызнова.

Так оно продолжалось, пока не подошел Инид [66] Инид — период времени перед Великим постом, аналогичный Масляной неделе. В Ирландии длился несколько недель, сопровождался гуляниями и был традиционным временем свадеб. , и едва только праздник закончился, история про янки появилась в газетах. Это, разумеется, была работа Томаса Лысого, говоруна, который знал все о звездах и о наших родных местах. Поскольку старая ведьма старалась свести меня со своей дочкой, еще когда мы были маленькими, теперь мне пришло в голову, что, возможно, она опять начнет ту же песню, а сейчас в этом не было бы ничего удивительного. Редкое дело: богатая женщина и все прочее — таких женщин было очень немного в те времена.

Вскоре наша седая соседка, ее мать, принялась нашептывать моей матери, чтоб дать ей понять, сколько золота у ее дочери Майре и что ей бы, конечно, лучше переехать на Большую землю и купить там надел:

— Но я бы хотела, чтоб она была рядом, и ее отец тоже этого хотел бы. И если вы сами не против, никто ее от вашей семьи не отваживает, — сказала она.

— Ох, тут ведь дело вот в чем, — сказала ей мама. — Наш-то мальчик очень молод, и, пожалуй, без толку советовать ему такие вещи. И вот еще что, — добавила она. — По-моему, он-то как раз не особо привязан к этим местам. Оно, должно быть, от того, что почти никого из его братьев-сестер тут и не осталось, только он сам и одна его сестра. Наверно, если бы не ради нас, его бы давно уже тут не было.

— Ну, клянусь своей душой, — сказала соседка, — он ошибается; очень может быть, что ему придется прожить там порядочно времени, прежде чем ему встретится такая хорошая девушка.

С началом Инида Тома́с Лысый уехал на большой остров и приобрел там плоский надел бросовой земли: травы на нем было всего на пару коров, ни тени, ни укрытия. Такой уж он был непрактичный, дурачок, без всякой сметки. Он отдал за эту полоску немного денег, потому что за нее и просили мало.

Когда Тома́с наконец все обустроил — вернулся домой и передал приглашение на свадьбу дочери каждому дому в деревне. Соседей из дома напротив седая ведьма тоже не забыла, так что я поехал туда, как и все остальные.

В те времена на каждой свадьбе был великий праздник и веселье, не так, как сейчас. Там было все, что только можно представить из еды и закусок, и огромная толпа, чтобы все это съесть. Восемь бочек темного пива выставили, и к утру даже на донышке ни в одной из них не осталось ни капли. Когда гулянье наконец закончилось, все мы поехали домой.

Но когда мы прибыли в гавань Дун-Хына, даже черные [67] Мнения исследователей творчества Томаса О’Крихиня по поводу того, что автор мог иметь в виду, разделились. Большая часть, включая бывших островитян и современников автора, считает, что это «черные люди», которых народные суеверия наделяли большой выносливостью и исключительными способностями. Также существует мнение, что это черные океанские чайки ( Leucophaeus fuliginosus ). Наконец, это могли быть одетые в черные мундиры чины английской полиции. Сам автор использовал редкое слово bleiceanna , производное от английского black — черный. не могли ее покинуть: приливная волна затопила все до зеленой травы, каждый грот и пролив. Пришлось нам оставаться там и в этот день, и на следующий, и послезавтра, и послепослезавтра; а всего провести там двадцать один день — будьте любезны, — так что даже самый последний день похвалить было нечем. Вряд ли кто из гостей вспомнит ту свадьбу добрым словом: уж так все намучились. Дочь старой ведьмы осела там надолго. У нее было четверо детей. Все они до сих пор живы, и ее избранник тоже.

Когда мы приехали домой, на Острове набралось полно обломков кораблекрушений. Белый пляж был завален красными бревнами, белыми бревнами, широкими белыми досками, обломками кораблей и всем понемногу, что только может принести с кораблей, потерпевших крушение: стул, табурет, яблоки — все что угодно. Лодка, в которой был мой отец, выловила двенадцать бревен. У остальных вышло где побольше, где поменьше. Лодка, в которой был я сам, по пути с Большой земли наткнулась в проливе на превосходное бревно. Чтобы его тащить, нам пришлось задействовать канат для крепления паруса, потому что больше на лодке веревок не нашлось. После того как его притащили на пляж, мы снова вышли в море и наткнулись еще на два бревна, очень близко друг от друга. Одно из них было восьмидесяти футов в длину и соответствующей ширины. Люди сказали, что это лучшее бревно из всех, какие кто-либо в силах припомнить.

Мы всё еще оставались без еды — с тех самых пор, как съели несколько мелких картошечек в Дун-Хыне этим утром. К тому времени как опустилась ночная тьма, всего мы спасли из моря восемь бревен. Но это было неприбыльное занятие. Всего тридцать шиллингов мы получили даже за самое большое. Во время Великой войны [68] Принятое в Великобритании и Ирландии название Первой мировой войны. то же самое бревно ушло бы за двадцать фунтов.