Николай Лохматов - Булатов курган

«Съездил, называется в город. И доверяют такому…» — Варвара отошла к окну.

— День сегодня наш, гулять будем! — подмигнул между тем Бадейкин и начал стаскивать с плеч пиджак. На чистый пол ошметками посыпалась грязь.

— Где тебя носило только? — покачала она головой.

— В канаву свалился, не рассчитал.

— Шел бы домой, переоделся. А я спать хочу.

— Постель от нас не уйдет. Успеем нагреть. Только сначала по маленькой.

Бадейкин как дома расселся у стола. Закинув ногу на ногу, закурил. По избе закачались, поплыли облака табачного дыма. Варвара закашлялась. Гость с усмешкой наблюдал за ней. Как она запахивала на груди халат, прятала ноги.

— Теплая баба! — оценивающе прищелкнул он языком и попытался схватить Варвару за плечи.

Она отступила к печке. В груди всколыхнулась обида.

— Давай по маленькой, а там и легче договориться, — предложил Бадейкин. — Расчет верный. Только об этом ни гу-гу…

«Нет уж молчать не буду! Вы так и колхоз растащите, только дай волю».

Варвара подскочила к столу, схватила бутылку, сверток со студнем, распахнула окно и вышвырнула на улицу.

— Убирайся, не то плохо будет!.. — чужим голосом предупредила она.

— Ты что? Это же денег стоит!

— Легкие деньги цены не имеют.

— Да ты не брыкайся, — не понял он намека. — Иди-ка лучше, поцелую тебя. — Широко расставил руки, шагнул к ней.

Варвара вывернулась, метнулась к двери…

Ветер улегся. У дороги задремали взъерошенные лозы. Сквозь темное небо едва заметной полоской робко пробивался рассвет.

Дверь бадейкинского дома была закрыта. Варвара отчаянно заколотила о раму. На пороге появилась простоволосая, в одной рубахе Палашка.

— Чего грохочешь? Пожар, что ли? Черт тебя носит по ночам? — Узнав Варвару, уже мягче спросила: — Проспала, что ли? Думала, мой стучит. Где его черти носят? С утра не был дома.

— У меня сидит. Иди, бери его. Еще подумают…

— Измотал, черт его расшиби! — заругалась Палашка. — Подожди, я сейчас, оденусь только.

Лавруху они нашли на кровати, без сапог, закутавшегося в одеяло. Варвара с негодованием рванула его за руку.

— Ишь устроился. Ну-ка уходи, не к жене попал. Стыд потерял!

Бадейкин спустил с постели ноги, непонимающе тараща глаза то на Варвару, то на Палашку. Наклонился за сапогом, загорланил:

— А ночка темная была!..

— А ну пойдем, что ль, — снимая с гвоздя мокрый пиджак мужа, слабым, разбитым голосом позвала Палашка.

Бадейкин послушно поплелся к двери.

Спать Варвара больше не ложилась. Припав лбом к стылому стеклу, она смотрела, как отчетливее становится рисунок кудлатых вётел. Небо зеленело и уходило ввысь, словно образуя ворота, из которых вот-вот выкатится огненный шар. Но сияние разгоралось медленно. Когда на улице подняли гвалт птицы, Варвара оделась, вышла на улицу. С деревни потянуло запахом прелой соломы и обдутой ветром земли. Ей невольно припомнилась песня об одинокой рябине. В ушах уже зазвучал знакомый мотив. Прислонится ли она к своему дубу? Раньше верила, вернется Кондрат с войны, простит ей все. Не согрел он ее огнем прежней любви, не забыл о прошлом.

Варвара подошла к рябине, прижалась к ее шероховатому прохладному стволу. Наверху кто-то завозился. На плечи посыпались обрывки бумаги, солома. Варвара подняла голову. Солнечный луч тронул круглое отверстие скворечника, осторожно заглянул внутрь: не вселился ли туда какой непоседа воробей? Вон показалась нахохленная головка. Птичка смело повернула ее, уставилась зорким глазом вниз и снова исчезла.

На крышу скворечника сел скворец, заглянул в отверстие.

«Жилец прибыл», — догадалась Варвара.

Скворец ухватился за перо воробья. Началась потасовка.

«Давай, давай, скворушка. Гони из дому. Многие тут зарятся на чужое…»

Она забыла о невеселых думах, улыбалась, подставляя лицо утреннему ветерку.

Скворец изловчился, схватил растрепанного воробья за хохолок, вышвырнул из домика.

Варвара пошла в сад.

Исхлестанные ветром деревья роняли золотистые росинки. У одной из яблонь ветви легли на землю. Варвара остановилась. «Участь бабья. Каждый хочет быть над тобой хозяин. Коснись дела — нос в сторону воротят…»

Поднимать одной было трудно. От напряжения подгибались колени. Вдруг ветвь дрогнула, выпрямилась. Варвара обернулась. Позади стоял Кондрат.

— Ишь скорежило как! — заметил он. — Принеси подпорку.

Варвара хотела что-то сказать, но, вспомнив ночной приход Бадейкина, заторопилась к сараю.

Ветви были подняты, подставили подпорки, а Варвара все еще стояла с опущенными руками под яблоней. По веткам порхали скворцы, таская в свои незатейливые домики мох, сухую прошлогоднюю траву.

— Поселились все же, — первым заговорил Кондрат.

— Нынче прилетели, — отозвалась Варвара. — И на рябине тоже.

— Богатая ты теперь! — Улыбаясь, он зашагал к бригадному двору.

От этих простых слов и от улыбки на душе у Варвары полегчало. Она словно впервые увидела распиравшую берега реку, волнующуюся на солнце озимь, стайку хлопотливых грачей над полем и зубцы далекого леса.

Сделав шаг-другой, Варвара прислушалась. По дороге, захлебываясь, навстречу бурой речной волне спешил ручей, над полями трепетно звенели жаворонки. А вокруг сочился бражный настой проснувшейся земли и едва пробивающейся зелени. И от этого казалось еще ярче и солнце, и сверкающий разлив Оки. Варваре хотелось куда-то идти и идти, как в молодые годы. А она стояла, боясь нарушить нахлынувшее чувство.

Ночью похолодало. По белесому небу ветер погнал серые, похожие на штормовые волны облака. По-осеннему повалил мокрый снег. Не перестал он ни на другой, ни на третий день. Земля снова покрылась сугробами.

— Сев начинали, а тут зима вернулась, — качал головой Кондрат, выглядывая из кузни. — Все перевернулось к черту.

— Спутники натворили, — выглядывая из-за спины, заметил Виктор.

— Спутники, пожалуй, тут ни при чем, а вот атомные взрывы изрядно напортили. Сам читал.

Над полями спустилось и слилось с туманом взлохмаченное небо. Серым зябким паром забило овраги, лощины, словно дымовой завесой заслонило дали.

— Ноне весна, что горн: то вспыхивает, то погасает, — раздувая мехи, сказал старый кузнец Андрей Иванович.

Кондрат бросил в жар кусок металла, склонился над Ладиковым, который тут же возился с сеялкой.

— Что приуныл, Петруха? Опять не так?

— Вроде подходит. А будет ли работать, пытать надо. — Петр разогнулся, смахнул со лба капельки пота.

— Смотри, Виктор, тебе командовать придется потом, — пошутил Кондрат. — Ты будь и приемной комиссией.

Парень неловко затоптался у горна.

Вчетвером они переоборудовали зерновую сеялку под свеклу. Вместе придумывали, примеряли, некоторые части машины заменяли новыми. Им никто не мешал. Ненастье не выпускало людей из домов. Только однажды в кузню заглянула Терехова. Необычно тихим голосом объявила: приехал Строев, а правленцев никого нет.