Александр Сердюк - Порог дома твоего

— И ты уже сказал? И не только себе?

— Сказал. С полковником у меня весьма обстоятельный разговор был. Расспросил он обо всем: о выслуге, здоровье, семейных делах. Семью, говорит, твою я знаю, там у тебя полный порядок. Сын — солдат. Дочери в институте учатся. Потом спросил, готов ли я к увольнению внутренне… Психологически то есть… Сказал ему — да, хотя сердце так и защемило… Ты должен понять это. Совсем не легко оставить службу… Когда я начинал, тебя еще на свете не было. А теперь вон какой! Тебе и сдам свой пост… Ты справишься…

Валерию приятно было слышать эти слова, хотя он и понимал, что на одну доску с отцом ему становиться еще рано. Пройдут годы, наберется опыта, житейской мудрости, вот тогда будет вправе говорить с ним о профессиональных делах на равных. А пока надо прислушиваться ко всему, что он говорит.

— Отец, давно ты мне не рассказывал никаких историй. Пока я был в армии да на учебе, немало, наверное, произошло интересного.

— Что ж, можно и рассказать.

Вспомнить Василию Григорьевичу, конечно, было что.

— Когда я начинал пограничную службу, ко мне прикрепили наставников, — начал он, усаживаясь поудобнее, зная, что разговор предстоит длинный. — Присматривался к ним, что и как делают. Вроде бы и особой хитрости не проявляли, а все-таки.

Возьмем, к примеру, товарняки. Их ведь тоже надо тщательно осматривать, а как? Где и что в них искать? Товарные вагоны, как тебе известно, бывают разные: теплушки, пульманы, цистерны, открытые платформы и прочее. И в каждом вагоне найдутся укромные местечки, нарушители границы знают их не хуже железнодорожников. Тем более должны знать мы… И внутри, и снаружи, и на крыше, и под полом, за тормозными устройствами. Словом, везде приходится шарить. К концу смены ноют руки, ломит поясницу. Зато душа спокойна, совесть чиста, знаешь, что на границе порядок.

Они ведь, эти самые контрабандисты, до чего только и не додумываются. Ходил одно время в составе пассажирского загранпоезда отопительный вагон. Людей в нем, понятное дело, не возили, не к этому был приспособлен. Вместо купе посреди вагона топка и большой котел, до краев наполненный водой. Казалось бы, что тут осматривать? Но решил как-то проверить, смастерил довольно вместительный черпачок, нечто вроде рыбацкого подсачка. И, представь себе, ненапрасно. Запускаю щуп на самое дно, пробую, нет ли там каких посторонних предметов, и вдруг чувствую — поддел что-то. Я сразу же за черпак и туда. Выуживаю натуральную консервную банку, да не с чем-нибудь, а с паюсной икрой. Еще раз зачерпнул — опять икорка. Ну, и так далее. Короче говоря, за ту рыбалку выловил около сотни баночек. Спрашиваю у кочегаров: «Какая же это севрюга столько икры вам наметала?» Переминаются с ноги на ногу, посматривают друг на друга и словно из того самого котла в рот воды набрали. «Ваша?», — говорю. Опять молчат. Только все заметнее бледнеют. «Ну, ежели не ваша, стало быть, бесхозная, придется ее оприходовать. В доход государству пойдет, продукт очень ценный. А за попытку провезти контрабанду будете ответ держать…»

— Забавная история, — улыбнулся Валерий. — Чего только не бывает.

— Бывает все… И запомни: контрабанду обычно находишь там, где ее меньше всего ждешь… Вот еще случай. Наряд осматривал пассажирский вагон. Заглянул старший наряда, сержант, в вентиляционный люк, а он заткнут бумагой. Вытащил — ничего особенного, клок газеты. Вроде можно было бы со спокойной душой идти дальше. Однако сержант наш излишней доверчивостью не страдал. Кто бы это стал просто так, ни с того ни с сего, закупоривать люк? Зачем, для какой надобности? Помешала вентиляция?.. Чепуха какая-то! Заглянул сержант в тот люк еще раз. Странно: затычку вынул, а все равно никакого просвета, сплошная темень. Полез рукой. Пальцы опять на что-то наткнулись. Тоже бумага, но, чувствуется, совсем иного сорта, хрустящая. Уж не ассигнации ли? Пришлось повыше засучить рукава и забраться еще глубже. И вот из люка, словно из рога изобилия, посыпались новенькие красненькие купюры. Кружась в воздухе, они неспешно опускались на пол, устилая ковровую дорожку у ног сержанта.

Промельтешили перед глазами последние десятирублевки. А последние ли? Люк по-прежнему не просматривался. Сержанту пришлось привстать на носки и засунуть руку по самое плечо. Наткнулся на что-то тугое и плотное. Захватил кончиками пальцев, потянул на себя. И аж ахнул от удивления: в его руке на этот раз оказалась тугая увесистая пачка четвертных, перевязанная крест-накрест шпагатом. Не успел разглядеть ее, как сама собой из тайника вывалилась вторая пачка, за ней — третья и четвертая… Точно над ним распахнулась дверца банковского сейфа. Сержанта со всех сторон обступили солдаты, бывшие с ним в наряде. Пересчитали деньги и сколько, думаешь, оприходовали? Без малого пятьдесят тысяч. А ведь не прояви сержант бдительность, наши советские деньги оказались бы за границей, пошли на какое-нибудь черное дело.

За годы службы прапорщик Самохвалов научился ценить и свои, и чужие удачи. Жизнь убедила: обретенный опыт — то же оружие, причем не личное, а групповое, если делиться этим опытом охотно, с душевной щедростью. В их подразделении так и было заведено — сумел кто выявить крупную контрабанду — тут же и рассказывал сослуживцам, как было дело. Рассказывал со всеми подробностями, со всеми деталями. Поэтому Василий Григорьевич помнил массу эпизодов не только из своей, но и из практики товарищей. И теперь ему захотелось рассказать сыну еще об одном деле, совсем недавнем.

— Капитана Ковальчука помнишь? — спросил он.

— Владимира Никифоровича? А как же! — ответил Валерий. — У него была такая потрясающая история с «фордом».

— Я тебе лучше другую расскажу. Совсем свежую. И не менее поучительную.

Произошло это в субботу, то есть в такой день, когда контролерам скучать не приходится. На площадку у пограничного моста прибыли для несения службы младшие сержанты Аниськин и Дудин. Их еще на инструктаже предупредили: дежурство легким не будет. Движение автотранспорта через границу резко усилится, чаще пойдут и легковушки, и многоместные туристические «Икарусы». А много машин — много и людей. Да и грузовики по-прежнему будут следовать.

— Действуйте четко, с предельным вниманием, не медлите, но и не суетитесь, — наставлял их капитан Ковальчук. — Паспорта, визы, словом, все документы на въезд — под строжайший контроль. Присматривайтесь и к громоздким грузам, особенно на прицепах. Под брезентовым тентом все могут провезти, даже пассажиров.

Капитан словно в воду глядел. Утром, в одиннадцать ноль-ноль из-за границы прикатил грузовик марки «фиат» с длинным прицепом под брезентовым тентом. Документы у водителей были в полном порядке. Аниськин и Дудин осмотрели их кабину — просторную, со спальным местом за глубокими мягкими креслами. Подозрений и здесь ничто не вызвало. Оставался еще прицеп. Пошли к нему. В путевом листе было сказано, что на прицепе, крытом брезентом, сложены крупные металлические конструкции. Если это в действительности так, то пограничникам там делать нечего. Осмотрели заднюю дверь — все в порядке: замок на месте, к пломбе никто не прикасался. И все же задняя стенка вызвала у дотошного Аниськина кое-какие подозрения, главным образом, ее вид. То, что в пути она основательно запылилась и загрязнилась, младшего сержанта не настораживало, это было понятно. По толстому слою пыли, от верха до самого низа и чуть наискосок тянулись полосочки. Это тоже объяснялось просто — утром шел дождь. Но каким образом появилась вот эта, широкая и сплошная снизу и доверху, полоса? Впечатление такое, будто кто-то взял в руки швабру и провел ею раз-другой по металлу.