Александр Сердюк - Порог дома твоего

— Прошу вас, — американец с готовностью достал из кармана джинсов брелок с ключами. — Идемте!

Щелкнул замок, и легко, без лишних усилий отворилась дверца.

— Как видите, ничего особенного здесь нет… Повторяю: я человек порядочный, честный, — уверил хозяин микроавтобуса. — Что еще вас интересует? Говорите, не стесняйтесь. Служба есть служба. Я все понимаю.

Подозрения, однако, не рассеивались. Этот домик на колесах, похоже, хранил какую-то тайну. Самохвалов присел на корточки, чтобы посмотреть под машину. Его мимолетный взгляд скользнул по днищу кузова, заднему мосту и остановился на рессорах. Они казались чересчур жесткими для машины, рассчитанными на большие перегрузки. Микроавтобус явно изготовлен по специальному заказу. И такой запас прочности, видно, не случаен. Даже несмотря на него, рессоры заметно просели. Что же с такой силой давит на них? Вещи, находящиеся в салоне? Но там ничего громоздкого и тяжелого нет. Что же в таком случае? Что?

«Этот американец явно пытается обвести меня вокруг пальца, — подумал Василий Григорьевич без малейших колебаний. — Он уверен, что я поверю ему на слово. Не дождется! Придется ему иметь дело с таможенниками».

— Господин Хипписли, — прапорщик деловито вытер испачканные о борта машины руки, — теперь вам остается пройти таможенный контроль. — Заметив, что американец слегка побледнел, добавил: — Там вы заполните декларацию, обменяете валюту, застрахуете машину. Забирайте с собой своих спутников и, пожалуйста, вон к тому зданию. О машине можете не беспокоиться, до вашего возвращения я буду находиться здесь.

— О’кей!

Хипписли вернулся к кабине и, открыв ее, посмотрел на свою спутницу.

Миссис Эни Мари поняла, что надо куда-то идти, и, быстро повернувшись, передала мужу малыша, по-прежнему агукающего с детской беззаботностью.

Оставшись у «фольксвагена» в одиночестве, Самохвалов принялся анализировать свои подозрения. Обоснованы ли они? Достаточно ли у него причин бить тревогу?

Итак, рессоры… В самом деле, отчего они — мощные, обладающие повышенной прочностью — так просели? Какая тяжесть навалилась на них? Конечно же, не газовая плита, установленная в салоне. И не мягкий диванчик с облегченными синтетическими сиденьями. И не деревянная детская кроватка. О креслах из алюминия уже и речи быть не может. Пассажиры? Но даже теперь, когда хозяева ушли, рессоры нисколько не изменили своего положения. Загадочно все это. Похоже, что предупредительный и улыбчивый преподаватель нью-йоркского университета взялся провезти через границу какую-то контрабанду. Но что именно? И где она у него спрятана?

Подозрения все больше усиливались. Да, надо срочно докладывать старшему пограничного наряда. А старшим сегодня капитан Цаплин.

Цаплин обычно всегда считался с мнением такого опытного контролера, как Самохвалов, однако любил, как говорится, пощупать все собственными руками. Он сразу же полез под машину. Отряхиваясь от пыли, сказал:

— Машина сильно перегружена… Предполагаю наличие тайников. Обнаружить их можно лишь при тщательнейшем досмотре. Так что зовите сюда сотрудников таможни.

Явился инспектор Козлов. Среднего роста, коренастый, уже в летах, он с проворством молодого парня юркнул под «фольксваген», обстучал костяшками пальцев задний борт, где предположительно мог располагаться тайный багажник.

— Нужен хозяин, — сказал Козлов, обращаясь к пограничникам. — Осмотр будем проводить в его присутствии.

Попросили прийти Хипписли. Таможенник при нем поднял наружную крышку багажника, вскрыл вместительный ящик. Дорожные вещи и только… Правда, багажник особенной, оригинальной конструкции, в нем по бокам, справа и слева, приварены металлические карманы. Новинка, конечно, такие карманы инспектор видит впервые. Ну и что же? К чему тут придерешься? Забота о максимуме удобств и только. Карманы неглубокие, в правом вообще ничего нет, пустой… Смотри, инспектор, смотри… И Козлов смотрел, думал… А зачем, собственно, было огород городить? Зачем дополнительные карманы, если в них ничего не класть? Какой смысл? Или он все-таки был, этот смысл?

Склонившись над пустым карманом, таможенник начал ощупывать пальцами швы электросварки, острые углы накладных пластин… И вдруг — узенькая, словно прорезанная лезвием бритвы щель. По дну кармана, вдоль боковой стенки…

Инспектору с большим трудом удалось просунуть в нее крючочек, сделанный из тончайшей стальной проволоки, и подцепить им закрывающую дно кармана пластинку из прессованной фанеры. Вот где, оказывается, собака зарыта. Эта безобидная пластинка прикрывала собою настоящее книгохранилище. Обложки у всех книг новенькие, глянцевые, корешки толстые. И что ни книга, то сотни страниц. Шрифты убористые, плотные, слова злые — что ни строка, то, считай, ампула с ядом. Западные писаки не жалели ни слюны, ни желчи. Сколько же махровой антисоветчины втиснуто в эти творения!

Тайник был и с левой стороны багажника. Имелись книгохранилища и в других местах. Кто бы мог подумать, входя в уютный салон, что распахнутая перед ним дверца вся нафарширована книгами. Ну а пол, застланный синтетическим ковриком? Его тоже не обошли вниманием. Книжный шкаф в горизонтальном положении! Разве не новинка?

Когда вскрыли все тайники и выгрузили из них всю эту специально подобранную, идеологически вредную, диверсионную литературу, возле «фольксвагена» образовалась целая библиотека. Рессоры, естественно, тут же распрямились.

— Ну что ж, господин Хипписли, — сказал Самохвалов, — предсказание ваше не сбылось… К великому сожалению, я так и не смог убедиться…

— В чем именно? — быстро переспросил тот.

— В вашей честности и порядочности.

Хипписли даже не покраснел. Он лишь нервно передернул плечами и плотно сжал губы.

Они встали с рассветом. На службу собирались все равно что на парад. Тщательно побрились, до блеска начистили ботинки, надели отутюженную форму. Иначе нельзя. Ведь пограничник первым встречает гостей нашей страны. Войдет в купе, представится, а на него сразу во все глаза глядят. Дескать, каков советский солдат, не напрасно ли о нем повсюду слава идет?..

Улица в этот ранний час была тиха, безлюдна, шагали они молча. Переговорено, кажется, было все, и о прошлом больше не думалось. Оставалось только одно — рисовать в своем воображении будущее. Каким оно окажется у Валерия?

Если подходить к жизни серьезно, с самой строгой меркой, то у Валерия она фактически лишь начиналась. Сознательная, трудовая. Он только теперь выходил на свою основную дистанцию, и все его предыдущие годы казались ему предварительной подготовкой к сегодняшнему старту. И средняя школа, и срочная служба на южной границе, и курсы с экзаменом на звание прапорщика… Там закладывался фундамент, а здесь предстоит возвести все здание, от первого этажа до последнего.