Крис Краус - I love Dick

Поначалу влюбленность Эммы больно ударила по тому, что осталось от моего самолюбия (и именно благодаря тебе я готов признать, что самолюбие существует и оно важно; разве можно без него быть американцем?). Наша сексуальность проявилась в новом эротическом действии: мы начали писать тебе, Дик. Разве не все письма – это письма о любви? С тех пор как я начал писать тебе письма, Дик, я начал писать любовные письма. Я не знал того, что мои письма о любви были письмами к любви и что ими я робко пробуждал всю спящую мощь моих в общем-то подавленных эмоций.

Это долгая история, Дик, и я могу поделиться ею только с тобой. Любовь Эммы к тебе стала последним ударом по моей сексуальности. Я всегда знал, что как бы долго мы ни отрицали секс, в один прекрасный день он снова покажет свою мерзкую голову, как змея, и в каком-то смысле этой змеей оказался ты, Дик. Мой друг, то была эпоха табула раса: без желаний, без будущего, без секса. Но парадоксальным образом это крушение открыло новый спектр возможностей: Эмма, давно утратившая интерес к сексу, теперь мечтала о твоем хере, Дик, и это повышало вероятность возобновления. Если где-то есть Дики, а у Диков – члены, то один из них может достаться нам.

Это не просто секс-терапия. Я исповедуюсь тебе не с позиции кающегося – с зажатым между ног хвостом, смирившегося с ролью презренного грешника. Нет, наступила эпоха Возрождения, и имеет ли это какое-то отношение к тебе – вопрос спорный. Желание Эммы, направленное на нечто вне нас, помогло мне заново обрести желание. То, как это произошло, будем считать чудом. Оно вернулось внезапно, примерно неделю назад – дух секса, будто маленький римский божок коснулся каждой части моего тела, пробуждая в них святость желания. Будто завеса приподнялась и открылось новое поле человеческих возможностей.

Я могу заверить тебя, Дик, изменения во мне вызваны не одной только попыткой сравняться с твоей невероятной сексуальной мощью. Ты можешь называть это отрицанием и гордиться тем, как ты нас излечил. Но для этого, Дик, ты должен был бы вступить с нами хоть в какой-то контакт, а ты этого всячески избегал. Так что не торопись наделять себя чудодейственными сексуальными способностями, Христос Любви. Мы с Эммой создали тебя из ничего, или из очень малого, и, по правде говоря, это ты в долгу перед нами. Пока ты барахтаешься в своей обыденной жизни, мы сделали из тебя поистине могущественную икону эротической целостности.

Я посвящаю это письмо тебе, Дик, со всей своей

любовью, Шарль

Но секс с Шарлем не заменил Эмме Дика. Пока Сильвер разбирал свои рукописи и коробки, Крис обжилась в романтическом бреду, и это могло продолжаться не больше недели или около того. В следующий понедельник она согласилась привезти окна в Ист-Хэмптон; оттуда они с Сильвером должны были вылететь в Лос-Анджелес, чтобы он попал на посещение мастерских в «Арт-центре». Потом у Сильвера начнется работа в Нью-Йорке и они поселятся в Ист-Виллидже до мая.

Она почитала бульварный роман, сделала запись в дневнике, накарябала заметки на полях о своей любви к Дику в Сильверовом драгоценном экземпляре Хайдеггера Lа question de la technique [6] «Вопрос о технике» ( фр .). . Эта книга доказывала существование интеллектуальных корней у нацизма. Она назвала книгу La technique de Dick .

Время истекало. Она нуждалась в ответах и поэтому, как Эмма Бовари из Ионвиля, она нашла утешение в религии. Любовь к Дику помогла ей понять разницу между Иисусом и святыми. «Святых любишь за их деяния, – писала она ему. – Это люди, которые сами себя изобрели, они усердно трудились, чтобы достичь некоего блаженного состояния. Джордж Мошер, кучер лесовоза с Боуен-Хилл, – своего рода святой. Но Иисус – он как девочка. Ему не нужно ничего делать. Его любишь, “потому что он красивый”».

В пятницу, тринадцатого января, к ним в гости наведались друзья Крис Кэрол Ирвинг и Джим Флетчер. Они сидели до поздней ночи, читая вслух поэзию трубадуров в переводе Пола Блэкберна. Низкий гнусавый голос Джима, его среднезападный акцент воскрылялся над стихами Аймерика де Беленуа:

И они решили, что любовь похожа на смерть, когда-то Рон Паджетт так же назвал смерть «мигом, когда человек возвращается к себе». Всезнающий Сильвер не принимал участия, считая их горячий разговор ребяческим. Потом позвонила Энн, чтобы прочесть отрывок из книги, над которой она работала. Идеальный вечер.

19 ЯНВАРЯ 1995 ГОДА

В среду вечером Сильвер и Крис въехали в мотель «Регал Инн» в Пасадене. На следующий день Сильвер позвонил Дику, думая, что нарвется на автоответчик, но тот неожиданно взял трубку. У него в гостях были Мик и Рейчел Тозиг, друзья из Нью-Йорка. Может, Сильвер и Крис хотят прийти на ужин к нему домой в воскресенье?

«Кстати, Сильвер, – добавил Дик до того, как повесить трубку, – я не получил факс от Крис в тот день, когда она его отправила. Он затерялся среди рождественской корреспонденции, и я прочел его только две недели спустя».

«О, маленький рождественский подарок», – хмыкнул Сильвер.

«Ну, прошло достаточно времени, – сказал Дик. – Я полагаю, все подостыло».

«Ну, даааа», – уклончиво ответил Сильвер.

В воскресенье, двадцать второго января, Сильвер и Крис отправились в Долину Антилоп на арендованной машине. Она везла распечатки писем – девяносто страниц текста с единичным межстрочным интервалом. Сильвер не верил, что она спятила настолько, чтобы вручить письма адресату. Но то, как Дик обнял ее при встрече – прикосновение, выходящее за рамки общепринятого этикета, возможно даже сексуально заряженное, – заставило ее задуматься. Вполне себе знак.

Ужин с Диком, Миком, Рейчел, двумя кураторами из Гетти, искусствоведом и Сильвером был очень тяжелым. Атмосфера вечера была контркультурно-непринужденной.

Крис чувствовала себя таракашкой рядом с невозмутимой и эффектной Рейчел, которая, помимо нее, была единственной женщиной в комнате. Дик сидел рядом с Крис напротив Рейчел. Наверное, он заметил, что Крис молчала и не притронулась к еде. Как бы то ни было, он повернулся к ней с едва заметной, заговорщической улыбкой и спросил: «Как продвигается… эмм, проект?» Рейчел, тоже улыбаясь, была вся внимание. Крис отчаянно пыталась подобрать верную тональность для своего ответа. «На самом деле он сильно изменился. Теперь это, скорее, эпистолярный роман». Рейчел тут же отреагировала: «Ах, это так буржуазно». – «Хм?» – «Разве не Хабермас однажды заметил, что эпистолярный жанр ознаменовал наступление эры буржуазного романа?» В голове Крис мелькнуло воспоминание, как однажды они с Сильвером завтракали с Эндрю Россом и Констанс Пенли на конференции в Монреале. Крис путано высказывала свое восхищение Генри Джеймсом, и Констанс блистательно подкорректировала ее мысль, не пропустив при этом ни одного философского аспекта. Как же ладно эта женщина излагала мысли в восемь тридцать утра! Но все-таки Крис задумалась: Рейчел, разве не Лукач сказал это первым?